Здесь все мои Друзья, которых я очень люблю [Виктор Цветковс] (fb2) читать постранично, страница - 2

свои свисающие, как у старой девы, груди, свои торчащие ребра, свой чересчур широкий таз, свой уродливый шрам на месте паха. “Небрит, волосат, характер прескверный, не женат.” Под целлофаном не видно ничего, даже его длинный, когтистых рук.

Может он себя ласкает там, под ней?

Он не любит когда в его сторону не так смотрят. Я стараюсь ему приветливо улыбнутся. При правильном подходе он раскрывается, как цветок на солнце. Показываю пустые руки, здороваюсь, не кривлю душой в своих намерениях. Он наверняка почувствует, что я с ним честен.

Целлофан приспускается, и я вижу его тело и все его глаза. У него много глаз. Очень. Радуюсь за него каждый раз, когда я вижу, как он доверяет мне.

Целую его.

Мне нравится думать, что я могу быть чьим-то Солнцем.

Далее кухня. На кухне нет еды. Есть только Друг, у самого потолка. Увидела бы его мать – сказала бы “кожа до кости”. Вру. Только Кожа. Так его и называю. Подмигивает мне, как будто всем торсом. Мы недавно ссорились, но он вроде уже отошел от этого.

Он давно ничего не ел, по нему это видно. Не собирается унывать, поест когда посчитает нужным. Он говорил мне, что без еды он ощущает легкость, настолько сильную, что как воздушный шарик поднимается к потолку, прямо как сейчас. Если он поест, то ему будет хуже. В кухне после прошлого раза все еще стоит запах рвоты.

Мне кажется, что ему нравится этот запах.

Как-то я находил пакеты с этим запахом у него под кроватью.

Покидаю его и иду в темный коридор. Там лежит Друг. Когда я вижу его, мне вспоминаются легенды о троллях. Никогда не видел троллей здесь, но эта мысль при виде него приходит мне в голову не впервые. Поэтому и назвал его Троллем. Слышал, что тролли выглядели как угловатые кости с мясом, соединенные запутанными сухожилиями. Не знаю, правда ли это, но знаю, что так выглядит мой друг. Гири, покрытые кожей и жилами вместо конечностей. Тяжелый, шумный. Лежит на полу, в темноте. С такой комплекцией вообще двигаться трудно, вот он и лежит постоянно.

Он мой самый близкий Друг. Ему трудно дается время. Он говорит, что оно проносится сквозь него. Как будто он замер посередине водопада и падающая вода проносится постоянно мимо. Предлагаю ему покурить. У сигареты странный аромат. То ли аммиака, то ли мочи.

Курим мы молча. Ему тяжело разговаривать. Он погружен в свои мысли, я в свои. Мы близкие друзья и в такие моменты мне хочется думать, что наши мысли направленные друг на друга. Обдумываем невысказанное. Не знаю, что он думает обо мне, надеюсь только хорошее.

Я обдумываю его слова о водопаде.

Если бы он мог, он бы полез вверх по нему, или вниз?

Комнатка за комнаткой, дверка за дверкой, я обошел всех своих друзей. С каждым я поздоровался, каждый мне что-то сказал. Но чем дальше я иду, тем больше я чувствую как Дом сжимается. Все комнаты, коридоры, что были где-то вокруг меня. У меня появляется уверенность, что они остались позади. Теперь лишь один коридор, который ведет меня лишь к одной комнате.

В этом коридоре огромное окно. Оно похоже на церковный витраж: яркое, цветное, преломляет свет с обеих сторон в странный калейдоскопный узор. Но я отчетливо вижу всех с другой стороны. Там мужчины и женщины. Я их знаю очень хорошо. Я с ними пересекаюсь постоянно, там, в первом поезде, где я бываю чаще всего. Мы постоянно пересекаемся с ними там. Они видит меня и начинают подходить.

Я отхожу от окна. Недостаточно далеко, чтобы они все еще могли меня видеть. Но не настолько близко, чтобы они не могли до меня дотянуться.

Я говорю с ними.

Некоторых из них я знаю давно и что у этого окна, что в том первом поезде, мы пересекаемся часто, уже много лет. Некоторых из них я начал видеть здесь недавно, однако они все равно сюда приходят раз за разом, чтобы поговорить со мной и увидеть меня. Всем им я благодарен за это. Иногда среди них бывают и другие, более нетерпеливые. Они появляются, как из ниоткуда, разговаривают со мной активнее других, всматриваются в стекло, подходят к нему в упор, раздеваются перед ним. Но практически все они быстро теряют интерес. Уходят и не возвращаются. Но даже тем я благодарен, за то, что они все равно приходили.

Я говорю с ними.

Я вижу их всех. Они так похожи на меня, а не на моих Друзей здесь, в этом Доме. Но они все равно другие, отличны от меня. Они стоят в саду, освещенном ярким полудним солнцем, в саду, полном цветущих персиковых и вишневых деревьев и посреди фонтанов, бьющих ключом. Из-за стекла я вижу их еще более яркими. Не такими, как я.

Не знаю, каким они видят меня. Это стекло наверняка как-то меняет и мой вид, что они видят меня искаженным, ярким, всего в красках. Может это стекло не такое одностороннее? Может и они ни в каком не в саду, а сами сидят в своих Домах, таких же как мой, и разговаривают со мной оттуда? Этого я не могу узнать.

Я прощаюсь с ними.

Цвет блекнет.

Окно пропадает.

Я снова прихожу в себя в очередном коридоре. И чувствую себя… холодно. Все внутри меня похолодело, превратило мои внутренности в снег и лед, от чего я дрожу. Все еще думаю о тех, за