За белым кречетом [Валерий Константинович Орлов] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

неожиданности. Это была не сова. Резко повернув ко мне голову, совсем не похожую на совиную, непропорционально маленькую, как мне показалось в тот момент, она издала испуганный, напоминающий воробьиное цвириканье вскрик, взмахнула крыльями и словно провалилась со скалы.

Озадаченный, я внимательно осмотрел место, где сидела незнакомка. Здесь валялись пух, перья. Должно быть, тут она теребила молодых птенцов чаек, таская из гнезд тех, что еще не могли летать. Это была хищница, и я решил ее проучить.

Мне подумалось, что если птица драла здесь птенцов, то еще вернется к этому месту. И я поставил на бугорке старый песцовый капкан, замаскировав его травой и перьями. Чтобы пружины не перебили лапы птицы, я обмотал их проволокой, бинтами. Защелкиваясь, они не сходились до конца, оставляя такой зазор, чтобы только удержать лапу. На мой взгляд, все было сделано правильно... Но прошел день, второй, неделя, а капкан оставался пустым. Птица на это место больше не возвращалась — то ли раскусила мою хитрость, то ли покинула остров, оказавшись здесь случайно. На десятый день я отчаялся и перестал наведываться в тот конец острова. Но спустя несколько дней, в такой же сильный северный ветер, как и в день знакомства, я обнаружил ее бьющуюся в капкане. Стало ясно: это постоянная обитательница острова, но сюда она прилетала за добычей лишь при таком направлении ветра.

Попав в капкан, птица сумела его приподнять вместе с приделанной к нему тяжелой палкой и перелететь с ним метров за тридцать. Подивившись силе птицы, я поторопился к ней, боясь, что она еще раз взлетит и погибнет в море. Но видимо, хищница потеряла силы и при моем приближении заметалась, а затем с распростертыми крыльями прижалась к земле и снизу взглянула на меня затравленным, полным ужаса взглядом. Злорадства моего как не бывало. Я быстро накрыл ее шубой, спеленал, освободил из капкана лапу. Лапа была сломана. Принеся птицу домой, я сделал шину, обвязал лапу бинтом, но срастить ее так и не удалось. Птица не желала сидеть спокойно, билась, склевывала бинт на шине...

Она совсем не походила на полярных сов, разумом напоминавших домашних кошек. Те быстро привыкали жить в доме, эта же птица все время дичилась, забивалась в угол. И ничего не хотела есть.

Я сделал ей клетку и поставил в овраге, в тундре. Носил туда яйца, мясо, целые тушки кайр. Незнакомка не трогала их. Шли дни, прошла неделя, я знал, что еще немного и птица пропадет, и сожалел о содеянном, понимая, что птица необычна.

Из двух десятков полярников, работавших на полярной станции, никто не мог сказать, что это за птица. В библиотечке нашелся небольшой определитель птиц, но без цветных иллюстраций. По описанию я пришел к выводу, что поймал кречета темной масти. Вроде бы все сходилось. Цвет оперения, величина, а главное — место обитания. Кречеты, как сообщалось в определителе, гнездятся большею частью на побережье Ледовитого океана, вблизи птичьих базаров. Так я и решил для себя, что поймал в капкан кречета, любимую птицу князя Олега и всех известных на Руси царей-сокольников.

Кляня себя за неразумную торопливость, я отпустил птицу. Решил за нее, что уж лучше пусть немного, но проживет на воле, в своей родной стихии, чем умрет в клетке.

Спустя несколько дней высоко в небе я увидел силуэт стремительно несшейся книзу птицы. Я успел заметить, как ниспадавшая со сложенными крыльями птица ударила натужно летящую кайру и вместе с нею провалилась вниз, пропав из виду за скалами острова. И я порадовался, подумав, что это моя «безногая» — не погибла и продолжает охотиться. Более я этой птицы не встречал. Начались холода, закружила вьюга, и весь птичий мир с острова откочевал.

Каково же мне было спустя несколько лет услышать от Саввы Михайловича Успенского, знатока животного мира Заполярья, что поймал я не кречета, а большого ястреба-тетеревятника. Определил он это по фотографии, которую я ему показал. Сроднившись за эти годы с мыслью, что держал кречета в руках, вначале я даже и слышать об этом не хотел. Как мог, убеждал я себя, тетеревятник, этот хищник лесов, жить на заполярном острове, где если и есть несколько березок, то все они не выше карандаша — карликовое!

— Действительно, удивительно, что она там оказалась,— не пожелав слушать моих доводов, поспешил закончить разговор Успенский,— но только птица, изображенная на вашем снимке, поверьте, разбойник-ястреб.

Для меня это было ударом, тем более что с зимовками на полярных островах я уже покончил. Честно говоря, я не до конца поверил Успенскому, затаив про себя надежду, что, вполне возможно, и доктор биологических наук мог в фотографии не разобраться, а потому и напутать. Но с тех пор, выезжая на Север, где только можно я заводил разговор о кречетах, пока не столкнулся наконец с Борисом Павловым.

Отправляясь на озеро Аян, я, конечно, мечтал посмотреть на удивительную природу Путораны, пофотографировать диких оленей и росомах, но как главную цель держал в уме надежду увидеть