Психометраж [Антон Юрьевич Мухачёв] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

моментом, думая лишь о завтра. Если заглянуть чуть дальше, грудь замирает от количества ещё оставшихся тут жить дней. Поэтому у меня всё лучше и лучше получается жить мгновением. То, о чём пишут гималайские гуру и кабинетные коучи, я познал в параллельном мире решёток и колючки.

Для путешествия в своё сознание я завёл новый дневник. Но в отличие от Лефортовских записок, я больше не смогу писать о фактах и событиях. Здесь откровенный и честный дневник будет сродни исповеди в оперотделе, и эта особенность местного траффика накладывает своеобразный отпечаток на все мои тексты.

В новом дневнике будут не события, а их переживание. Не факты, а мои реакции на них. Эмоциональный дневник, хронометраж моего психического состояния. Я буду чутко следить не за окружающей меня суетой, а за своей реакцией на интересные и значимые события. Мои надвигающиеся сорок лет, например. Или чарующее и пугающее освобождение. И самое загадочное — встреча с дочерью.

Будь я зеком с приговором в два-три года, свобода казалось бы мне не столь далёкой, и жизнь лагеря не проглотила бы меня. Но с моим почти десятилетним круизом я растворился в зоне. Без свиданий с близкими и без надежды на условно-досрочное я настолько привык к лагерю, что мысли о будущей свободе мне кажутся одной из множества фантазий.

И что будет с моей головой через полтора года , а именно столько мне осталось до конца срока, я и представить не могу. Но описать хочу. Как хочу запечатлеть и те чувства, что я буду испытывать незадолго «до» и сразу после освобождения.

На транзитных централах и в «Столыпине» бывалые «второходы» не раз делились пережитым опытом первого освобождения, рассказывали о самом восхитительном мгновении для любого зека. «Слаще оргазма», - говорили они. С учётом того, что в жизни обывателя десятилетние сроки отсидки куда как реже десятиминутных актов любви, в сладость переживаемого поверить мне было легко. А придёт время, мне легко будет это и проверить.

Наивно мне думать, что спустя семь с половиной лет тюремно-лагерных приключений с моей психикой «всё норм» и, как здесь говорят, не «засвистел бак».

Про необратимость процессов изменения психики зеков после нескольких лет отсидки лекции читают и психологи, и социологи, и психиатры. И потому я уже совсем не тот человек, каким меня помнят друзья, жена и родители. За такой большой срок люди меняются и на воле, а в столь специфических условиях изоляции от общества личность преобразуется до неузнаваемости. Возможно оттого так часты рецидивы — искорёженным людям проще снова сесть в тюрьму, чем вписаться в покинутое когда-то общество.

Пугать освободившись близких я не желаю. Как и не хочу превратиться в обычного зечару с его повадками, манерой общения, образом мышления. И, тем не менее, лагерь уже живёт во мне. Я ловлю себя на том, что я не только думаю, но уже и смеюсь как зек. С кривой ухмылкой и ехидством в душе. Даже сны, к которым у меня особое трепетное отношение, снятся мне теперь только тюремные, без намёка о свободе. И веду я себя в них как отпетый зечара.

А кем мне ещё стать за решёткой? Я настолько вжился в этот образ, что меня уже не беспокоило ни отсутствие зубов во рту, ни легендарно-тюремная каша из сечки. Бывалые зеки в робах смеялись над этапниками, одетыми в пока ещё вольную одежду: «Не были вы там, где сечку «сечечкой» зовут".

Я тут уж давно зову сечку «сечечкой», и казённая баланда мне в радость.

Очень давно.


2 - Сорокет

23.12.2016


Через неделю мне исполнится сорок лет.

Не раз слышал, что эту дату стараются не отмечать, для многих «сорокет» не в радость. По части веселья я не исключение, «пятый десяток» звучит для меня как-то жутко, но вкусняшки мы всё же пожуем. У большинства зеков, словно у малых детей, непреодолимая тяга к сладостям. «Печень стонет, есть что к чаю?» - клянчат зеки карамельки. Диабетики здесь не редкость. Они грустно смотрят на всеобщее веселье, машут рукой и грызут леденцы наравне со всеми.

От осознания скорого юбилея мне более странно, чем страшно. Я не могу ощутить себя на сорок лет, и дело тут совсем не в том, что «душой мы молоды всегда!» Во мне нет соответствия устоявшимся стереотипам о сорокалетних мужиках. Я до сих пор не обзавелся круглым животом, мешками под глазами и болью в груди, то есть семьей, карьерой и комплексом вредных привычек. Если рассматривать солидных дядек в выпусках новостей, перелистывать фотоальбом с карточками былых друзей или, хотя бы, сравнивать себя с одногодками в моем нынешнем окружении, то от сорокалетнего мужика у меня ни ума, ни серьезности - лишь год рождения на прикроватной табличке.

Я выкачусь из лагерных шлюзов словно растение без корней. Любые планы чистая фантазия, а тщательно проработанные картинки будущих встреч - дымка воображения перед сном. Куда понесет меня ветер, я не то что знать, но и предположить не в силах. Вариантов сотни, горизонт событий широчайший и, похоже, это и есть