Оленья кавалерия или смерть от кота своего... [Алексей Николаевич Волынец] (fb2) читать постранично, страница - 4

«промысловую ватагу» первопроходцев за счёт средств атамана-нанимателя, получая от него снаряжение и паёк в походе. Вторые, «своеуженники», это нечто типа миноритарных акционеров — воины, присоединившиеся к «промысловой ватаге» сибирских конкистадоров со своим оружием и на собственные средства.

«Своеуженники» могли иметь собственных «покрученников» (что оформлялось отдельными договорами — «покрутными записями» на языке XVII века). Обычно «покрута» составлялась сроком на три года, и «покрученник» по договору обязывался отдавать две трети своей добычи нанимателю. Вот такая своеобразная корпоративная культура русских первопроходцев. Как видим, нашей истории есть чем ответить заморским каперам и флибустьерам…

Если уж сравнивать с европейскими «джентльменами удачи», то Ерофей Хабаров был именно капером — он получил от якутского воеводы «наказную память», официальный государственный документ, сибирский вариант каперского патента, этакую смесь лицензии и инструкции по «проведыванию новых землиц неясачных людей и приведению их под высокую государеву руку».

На русском языке XVIIвека государственное разрешение на прямое насилие в целях завоевания и подчинения новых земель звучало красиво — «Ратным обычаем и всякими мерами промышлять над иноземцами». Правды ради, «наказная память» для всех первопроходцев всегда требовала изначально предлагать иноземцам мирное подчинение — «Говорить с ними ласково и смирно, чтобы они были под государевой высокою рукою в ясачном холопстве навеки…»

Понятно, что в большинстве случаев «ласково и смирно» не работало, и всё шло «ратным обычаем». Однако в условиях первобытной войны всех против всех, царившей в Сибири до прихода русских, нередко встречались и те аборигены, кто предпочитал «высокую руку» царя и «ясачное холопство» в обмен на защиту от более агрессивных соседей по тайге и тундре…

Сам процесс «объясачивания», принуждения к уплате налога соболями, проходил крайне жестоко, с прямым насилием, убийствами и системой «аманатов»-заложников. Но любой «иноземец», присягнувший царю и исправно платящий дань, тут же становился под защиту власти.

Например, до наших дней сохранилась переписка Москвы и воевод Якутского острога о том, как в 1648 г. «промышленный человек Федулка Абакумов убил из пищали до смерти тунгусского князца Ковырю». Убийство старейшины эвенского рода, кочевавшего на страшно далеком берегу Охотского моря, стало предметом разбирательства на самом высшем уровне. Убийцу арестовали и били кнутом, хотя и отказались выдать эвенам на расправу по их обычаям кровной мести. От имени царя двенадцати сыновьям «князца Ковыри» из Москвы направили послание — самодержец просил, чтоб эвены «не оскорблялись», ибо сами не без греха: «Того Федулку для убойства отдати вам не велено, потому как, не дождався нашего указу вы многих наших промышленных людей побили и отомстили сами собою…»

Здесь ярко заметна еще одна особенность русской конкисты — первобытные племена Сибири, хоть и объект эксплуатации и мехового рэкета, хоть они «дикие» и «язычники», но первопроходцами и российской властью все эти «ясачные люди» воспринимаются именно как… люди.

«Сибирский приказ»

В Москве 350 лет назад управлением всей Сибирью — то есть территорией в 5000 вёрст от Урала до Охотского моря — профессионально занималось ровно 20 человек. Аналоги министерств той эпохи именовались «Приказами». В «Сибирском приказе» тогда работало ровно два десятка служащих — начальник (официально именовался «Судья приказа»), два его заместителя (должность именовалась «дьяк») и 17 рядовых служащих (именуемых «подьячими»).

Притом «Сибирский приказ» ведал за Уралом всем. Всеми кадрами, то есть назначением воевод и иных высших чинов во все остроги. Разработкой всех «Наказов», то есть должностных инструкций сибирским властям. Он же ведал всеми финансовыми вопросами Сибири и главной задачей — учётом «ясака», драгоценных соболей и прочих мехов, в иные годы обеспечивавших половину доходов «государевой казны».

Нам покажется странным, но для той эпохи двадцать систематически работающих чиновников — это очень развитая и многочисленная бюрократия! Подробнейшие архивы «Сибирского приказа» до сих пор слабо изучены историками, широкая российская общественность не имеет о них представления…

Наследие «Сибирского приказа» показывает еще одну важнейшую деталь истории первопроходцев — сочетание государственной политики с частной инициативой. На низовом уровне (куда и кого идти «объясачивать» и т. п.) частная инициатива в той истории лидирует. Например, первый русский поход Ивана Москвитина к берегам Тихого океана вызвал даже лёгкое ворчание Сибирского приказа: «Куда велено по государеву указу служилых людей не послали, а где посылать не велено, на Лену реку и далее послали…» Но когда своевольные «служилые» вернулись с успехом, добычей и открытиями, от имени царя всем выдали по 2 рубля