Гарем (СИ) [Олеся Булатовна Луконина] (fb2) читать постранично, страница - 2

руке у него зажат ятаган. - Этот неверный, сын собаки и свиньи, осквернил его! Осквернил так, как никто доселе никогда не осмеливался осквернять! Он... он...

  Закончить описание преступлений пленника Сабир не успел. Неверный, услышав про собаку со свиньёй и пользуясь тем, что босые ноги его, в отличие от рук, оставались свободными, ловко лягнул начальника стражи под коленку. Тот едва не рухнул ничком, но устоял и, свирепо прорычав: "Ах ты, нечестивец!", обрушил пленнику на голову свой крепкий кулак.

  Гяур, впрочем, легко увернулся, и удар вышел скользящим.

  - Сабир! - процедил шейх, теряя терпение. - Объясни же по порядку, в чём дело? Где ты нашёл этого неверного?

  Гневно сопя, Сабир, наконец, опрокинул пленника на пол и только тогда повернулся к шейху, уныло потупясь. На его обветренном широкоскулом лице читалась искренняя скорбь.

  - В вашем гареме, о светлейший повелитель, - простонал он, опускаясь на колени рядом с гяуром. - Прикажите казнить меня вместе с ним - за недогляд! А заодно вашего выжившего из ума старого евнуха, этого Мустафу, который преспокойно дрых на шёлковых подушках, пока этот блудодей, - он попытался ткнуть пленника в бок, но тот мгновенно отпрянул в сторону, - творил свои непотребства! А также прикажите казнить мерзких развратниц, осквернительниц супружеского ложа, предававшихся утехам с этим, с этим...

  Сабир захлебнулся праведным гневом и умолк, уткнувшись лбом в ковёр.

  - Мои жёны? - не веря своим ушам, в полной растерянности осведомился шейх. - Все мои жёны?

  Сабир лишь горестно простенал что-то совсем уж неразборчивое, продолжая самозабвенно елозить бородой по ковру, а пленник немедленно заявил по-арабски и со всем пылом:

  - Они не виноваты! Никто не виноват! Только я!

  Шейх перевёл на него изумлённый взгляд. Гяур приподнялся на локте, потом перекатился на бок и сел на пятки, покаянно опустив встрёпанную голову и исподлобья косясь на шейха.

  Аль-Адиль взглянул на Сабира, на остальных переминавшихся у порога стражников, и каменно-холодным голосом приказал:

  - Уходите. Я сам допрошу его.

  - Но если вам потребуется пытать его во время допроса, о светлейший повелитель? - рьяно запротестовал Сабир.

  - Зачем? - вскрикнули шейх и пленник в один голос.

  Сабир явно оторопел.

  - Чтобы нечестивец не посмел запираться в своих прегрешениях, - сбивчиво пояснил он.

  - А кто запирается? Никто и не запирается! - пробормотал гяур, завороженно взирая на то, как аль-Адиль выпроваживает стражников за порог.

  Шейх, впрочем, совершенно не представлял, что ему делать с этаким грешником, и тем более не представлял, как тот ухитрился проделать то, что проделал. Это-то и было самым любопытным, и выяснить сие следовало без завывающего, как иблис, Сабира.

  - Все мои жёны? - снова промолвил шейх с ударением на каждом слове, внимательно всматриваясь в зелёные глаза вскинувшего голову гяура. - Все до единой?

  Тот облизнул губы и, отводя блеснувший взгляд, сокрушённо отозвался:

  - Вы же не накажете их, правда, монсеньор?.. Да, все. Все двенадцать.

  - О Всевышний... - воскликнул шейх, всплеснув руками в совершенном изумлении. - Но как?! Каким образом?!

  Все остальные вопросы могли подождать.

  Пленник ещё раз метнул на него лукавый, несмотря ни на что, взгляд и исчерпывающе объяснил:

  - Легко пить из источника, когда источник так же сильно жаждет тебя.

  - Так их двенадцать? - в замешательстве пробормотал шейх, чувствуя, что щёки его заливает румянец. В голосе гяура звучал явный укор.

  - А вы и не знали, сколько их у вас, монсеньор? Да, двенадцать, - гяур мечтательно улыбнулся. - Джаннат, Азиза, Фарида. Хамдийя, Лулуа, Калила, Инайя, Зухра, Газаль, Айша, Навруз, Сафия.

  Женские имена звучали музыкой на его распухших губах, и шейх вдруг представил, как эти губы впивались в губы его женщин.

  Его?

  Эти женщины никогда ему не принадлежали.