Ах, эта черная луна! [Анна Исакова] (fb2) читать постранично, страница - 5

Моник прислал письмо и рассказ, напечатанный в еврейской газете Чикаго.

Моник стал писателем.

Ничто не предвещало такой поворот. Моник был обыкновенным местечковым дурачком. Щекотал девушек и дрался с их кавалерами. Но все-таки не каждый местечковый дурак решает бросать бомбы в урядника. И не у каждого достанет ума попасть при этом не в урядника, а в козу.

И все-таки местечковый дурачок остается собой, даже если он бросает бомбу в урядника и пишет рассказ. Длинный рассказ о бедном еврейском мальчике в Америке, который несет чахоточному дяде селедку.

Раз в месяц, а то и в два отец берет мальчика за руку, и они идут по огромному городу пешком, потому что денег на кэб у них нету. На другом конце города их не ждет бедный еврейский шапочник. Не ждет и удивляется тому, что они пришли, что кто-то еще помнит о его существовании. Когда они приходят в последний раз, дяди уже нет в живых. Некому отдать селедку Они плетутся назад и съедают селедку в парке на лавочке. Теперь они совершенно одиноки. Им не к кому идти и не о ком больше заботиться.

Бедный Моник! Если бы он родился не в Вилкавишках, а, скажем, в Вене, то в детстве он читал бы греков, в отрочестве римлян, а в юности знаменитых европейцев. Тогда его селедка могла бы стать парадигмой мироздания. Но Моник читал в детстве Пятикнижие, в отрочестве «Шульхан арух», а в юности революционные брошюры. Поэтому селедка для него — мицвэ пролетарской солидарности.

Второй брат, Беня, добрался до Италии и стал живописцем. Он написал Юцеру, что вернется, когда станет знаменитым. Юцер на это не слишком надеялся. Бенчик воровал всегда. Он воровал сахар, удочки и калоши. Теперь он наверняка ворует стили, формы и идеи. Тот, кто находит выход в воровстве, продолжает воровать даже когда у него есть сколько угодно сахара, удочек и калош.

Гитл и Сорл поймали женихов. Женихи оказались бестолковыми мужьями, но Юцера это никак не касалось.

Вдруг он вспомнил, что в Европе идет война. Что отец, Гитл и Сорл остались там, где убивают. Бенчик, скорее всего, не пострадал, решил Юцер. Тому, кто умеет воровать, легче пережить войну.

Когда тетя Соня вспомнила про племянников, дома остался только Юцер, а ему нужны были деньги на гимназию, ботинки, штаны и мундир. Он их имел. И писал тете Соне благодарственные письма от имени всех своих братьев и сестер.

В соседнем городке была еврейская школа, но Юцер записался в немецкую. Имя Юдл он сменил на Юлий. Часто писал на промокашке Юлий Цезарь Рекс. Однажды соединил первые буквы слов и услышал: «Юцер». Это имя за ним и осталось.

Трудно сказать, когда именно он привык к белоснежным рубашкам, которые менял три раза на дню. Зато Юцер мог объяснить, почему рубашек должно быть три. Утром потому, что начало каждого дня следовало превратить в праздник. После рабочего дня — дабы отметить наступление времени отдыха и размышлений. Полуденная рубашка не должна была быть накрахмаленной. К ней Юцер не носил галстук. К вечеру он переодевался в рубашку особой белизны. Вечер был для Юцера торжественным событием, даже если он не отправлялся в гости или в театр и не собирался принимать гостей у себя. За вечерним столом — обеденным или письменным — Юцер бывал величав, глубокомыслен и благодушен. То было время, когда он обдумывал свою жизнь или обсуждал с собой или с друзьями свои и чужие великие и невеликие мысли.

Разговор о том, как Юцер с женой очутились в маленьком среднеазиатском городке и поселились в мазанке за арыком, у нас впереди. А пока проследим за ходом его мысли в этот жаркий полуденный час, поскольку их ход все еще принадлежит тому времени, когда он менял три рубашки на дню, и дает представление о том Юцере, который был и которого вскоре не станет.

Моя жизнь началась со сломанных часов. Со старых испорченных часов, которые я разобрал и собрал. Именно тогда я понял, что стрелку можно заставить двигаться даже тогда, когда ее время остановилось. Мои дуры сестры решили, что я гениален потому, что сумел в пятилетием возрасте починить часы. Они и сейчас не в состоянии понять, что гениальность — это умение заставить часовую стрелку работать на тебя. Кто знает, что они переживают сейчас? Я бы все-таки хотел, чтобы все они остались живы. Чтобы мне не пришлось есть селедку в полном одиночестве. Никто из них не знаком с Мали, никому из них она бы не понравилась и ни один из них не понравится ей. Это у меня еще впереди.

2. Дворцовые тайны

Мали принесла Любовь в мазанку, где детский крик должен быть лишить сна девять человек. Десятой была сама Мали, которая умела спать бодрствуя и в любом ином положении.

Первым был Юцер. О нем Мали беспокоилась больше, чем обо всех других. Юцеру требовался крепкий сон, иначе он становился невыносим.

Второй была сестра доктора Герца Гойцмана, которого тут все звали по-домашнему Гецем. Ей еще не довелось нянчить своего ребенка. Сестру Геца звали Надин, или Госпожа Порядок. Надин постоянно собирала то, что Мали