Девушка мечты (сборник) [Роберт Силверберг] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

говорите, что она не боялась толпы?

— Я говорю это, потому что так оно и есть, — сказал Мюзертон. — Она вообще не боялась толпы. Она боялась людей.

Бедлоу нахмурился. Его густые брови соединились, точно пара косматых гусениц, которые наползли друг на друга.

— Боялась людей — боялась толпы. Могу я спросить, какая тут разница?

— А какова разница между тем, чтобы бояться леса и бояться деревьев? — вопросом на вопрос ответил Мюзертон.

— Я вас не понимаю, — пробормотал Бедлоу, все еще хмурясь.

— Это же очевидно, что человек — не толпа, — сказал Мюзертон. — Человек, страдающий от мультифобии, боится толпы, а не людей. Люди не беспокоят его ни в малейшей степени. Если он сталкивается с отдельными людьми, он совершенно спокоен. Вы следуете за моими рассуждениями?

— Продолжайте, — нетерпеливо сказал Бедлоу.

— Где-то в голове этого человека есть критически настроенный предел. Как только его окружает больше, чем определенное число людей, подсознание говорит ему: «Это уже не люди, это толпа». И начинается его мультифобия. Но человеконенавистник совершенно иной. Он — или она — боится людей. Он боится одного-единственного человека, и вполне естественно, что еще больше боится двух человек. Это как срабатывает реле в его голове. Но в данном случае оно работает совершенно противоположным образом.

— Как так?

— Когда достигается критическая точка, — медленно проговорил Мюзертон, — подсознание говорит такому человеконенавистнику: «Это — толпа». С этого момента человек достигает точки своего насыщения. Еще десяток или даже больше людей, добавленных к толпе, не дают ему страха, он вообще перестает чувствовать страх в тот момент, когда отдельные люди превратились в толпу. Есть и другое различие. Мультифобы встревожены простым физическим присутствием толпы. Но человеконенавистник не боится толпы как таковой. Он боится ее как собрания отдельных людей. В толпе незнакомцев, которая игнорирует его, он может игнорировать их в ответ, и потому они для него все равно что не существуют. Но насильно введенный в группу, где он вынужден принять их как людей, он начинает паниковать.

Мюзертон сделал паузу.

— А как это относится к моей жене? — спросил Бедлоу. — Как в вашу схему вписывается она? Я думал, что она мультифоб.

— Все как раз наоборот, — сказал психрометрист. — Ваша жена была человеконенавистником. Она без особых проблем могла ходить по улицам, потому что окружающая толпа игнорировала ее. Но на вечеринках она замирала от страха, потому что там люди были для нее людьми.

— Кажется, теперь я понимаю различие, — подумав несколько секунд над заявлением Мюзертона, сказал Бедлоу. — Но какое это имеет отношение к изменению личности моей жены?

— Трудностью здесь является результат природы отношений между вами и вашей женой. У вас был относительно короткий испытательный период перед вашим ортомарьяжем, не так ли?

— Около трех месяцев, — признал Бедлоу. — Наверное, это меньше, чем обычно, но мы решили, что вполне уверены друг в друге.

Мюзертон кивнул.

— Теперь на минутку вернемся назад. Почти все до какой-то степени боятся людей. Например, возьмем страх перед аудиторией. Совершенно нормальный человек обнаруживает себя противостоящим большой группе, не тем безликим существам, которые игнорируют его, но группе людей. Теперь усильте это чувство раз в десять и вы поймете страхи своей жены. — Внезапно Мюзертон пристально поглядел в глаза своего собеседника. — Вот вам причина, почему вы вернулись к нам неудовлетворенным: ваша жена ужасно, ужасно боялась вас. Мы просто удалили у нее этот страх. И это было именно то, что прописано в контракте.

— Но вы, конечно же, не хотите утверждать...

На лице доктора Мюзертона вспыхнула профессиональная улыбка.

— Экстрасенсорная операция прошла совершенно успешно. Все технические требования были выполнены. Мне кажется, что несколько несправедливо с вашей стороны ворваться вот так в мой офис и потребовать возмещения. Я хочу, чтобы вы знали, что вся эта сцена была самой печальной для меня.

— Самой печальной? Самой печальной? — почти что закричал Бедлоу. — Если вам это показалось печальным, то как насчет меня? Вы вообще знаете, на что теперь похожа моя жена, когда вы закончили работать с ней? Вы знаете, во что превратился за эти дни мой дом? Позвольте мне сказать вам, Мюзертон...

Психометрист прервал его быстрым взмахом руки.

— Не стоит вам беспокоиться, мистер Бедлоу. Я знаю, на что все это похоже.

Он секунду глядел на клавиатуру сортировщика записей, затем ударами кулака набил на ней номер нужного кода.

Вспыхнул экран на стене.

— Вот сцена, которую мы сняли после завершения работы над вашей женой.

— Но я думал, что вы демонтировали скрытые камеры! — закричал Бедлоу, и лицо его стало темно-багровым. — Что же вы за люди, черт побери!

— Тише, пожалуйста. Сцена уже идет полным ходом.

Бедлоу повернулся и уставился на экран.

— Диана, я просто так не могу, — услышал Бедлоу собственный