Стрела летящая [Александр Степанович Старостин] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

глядела такими добрыми глазами, что Санёк кивнул, не вполне понимая, о чем идет речь.

Взяла Санька за руку и повела в спальню, где днем проводили мертвый час. Помогла раздеться, даже по голове погладила, что было неожиданностью: она с ребятами не очень нежничала, а братцев-хулиганцев даже за уши дергала и щипала.

— Спокойной ночи, спи. Мама, наверное, в командировку поехала.

Щелкнула выключателем, стало темно. В окно глядела луна, на полу лежали тени, спальня в сумраке показалась Саньку огромной, наполненной голубоватым туманом.

Засыпая, он думал о девочке Оле. Хорошо бы с ней поехать на фронт. На нем военная форма и самая настоящая винтовка, только маленькая. Он заходит в самолет с Олей — она хочет видеть, как он будет храбро воевать с фашистами. Но девочкам на войну нельзя — там страшно, так он и говорит Оле. Но в конце концов соглашается на ее уговоры, и она едет на войну санитаркой: ведь у нее есть сумочка с красным крестом. Ничего, пусть съездит и поскорее возвращается и расскажет маме, как он храбро... во... с фаши...

Он спал.

Мама не пришла и на другой день, и на третий, и на четвертый.

Воспитательница и нянечки были очень добры к нему, гладили по голове и тайно ото всех угощали конфетами-подушечками. Когда освободился шкафчик для вещей с самолетом на дверце (у Санька был рисунок юлы, что его несколько огорчало своей незначительностью), и он попросил отдать ему освободившийся, воспитательница сама перенесла его курточку и ботинки в “хороший” шкафчик. Хорошим считались с танком, паровозом, пушкой.

Вообще, Санёк был спокойным молодым человеком и много чего понимал: понимал, например, что если мама в командировке, то взять его из детского сада она никак не может. (Отец до войны часто бывал в командировках и в рейсах). И плакать нечего, он не маленький, и война скоро кончится, и папа вернется, и мама купит цветные карандаши, где будет зеленый карандаш.


“ДЯДЯ” С СОБАЧЬЕЙ ЛАПОЙ
Днем Санёк не отличался от остальных ребят: играл в войну, рисовал самолеты, пел со всеми песни под пианино, но к вечеру всех разбирали, даже братцев-хулиганцев, а он оставался один. Иногда пил чай с ночной сторожихой, женщиной очень доброй, но слезливой. Глядела на Санька и принималась ни с того ни с сего плакать.

Санёк пытался выяснить причины ее страданий, но она не отвечала, и лишь однажды, махнувши рукой, высказалась:

— Эх, жисть-жистянка! Консервна банка!

Что имела в виду? Не понятно.

Санёк не мог сосчитать, сколько дней прошло с тех пор, как мама уехала в командировку; впрочем, ему и в голову не пришло бы — считать дни: обязательно запутаешься. Хорошо считать пуговицы, если их не больше десяти, пальцы на руках, но дни незаметно перетекали один в другой и как-то терялись.

И тут произошло событие, взволновавшее всех ребят и даже взрослых.

День стоял серый, дождливый, стрелять по несуществующему противнику надоело (братцам-хулиганцам запретили играть в фашистов); ребята глядели в окно на проходящих мимо людей, и ничего особенного не происходило.

И вдруг к самому крыльцу бесшумно подкатила, сверкая черным лаком и никелированными частями огромная легковушка. Санёк хорошо знал эту машину, она называлась ЗИС-101 (Завод имени Сталина), на ней был скошенный зад и фонарики с разноцветными ободками. У подъехавшей машины наверняка такие фонарики, но рассмотреть их сбоку никак не удавалось. Вот бы выйти на улицу и посмотреть!

Воспитательница также подошла к окну полюбоваться на сверкающее чудо. Интересно, что за счастливцы катаются на таких машинах? Наверняка это особенные люди. Они, пожалуй, и компот в войну кушают, и косточки не раскалывают, а отправляют на помойку. Всех занимало, почему машина остановилась у детсадовского крыльца.

Ребята увидели, как отворилась задняя дверца, и из нее высунулся один сверкающий сапог, потом другой, и вышел сам счастливец — “дядя” в галифе. Его сперва приняли за военного, но это был не вполне военный: ни погон, ни петличек, ни орденов, и галифе без кантов.

“Дядя” осмотрелся и было слышно, взошел, поскрипывая сапогами на крыльцо. К кому приехал? Зачем?

Воспитательница пошла навстречу непонятному, но, конечно, важному гостю и столкнулась с ним в дверях и почтительно отступила назад. “Дядя” о чем-то заговорил, наклонив коротко остриженную круглую голову на короткой шее. Ребята глядели на загадочного гостя во все глаза и старались понять, что он говорит. И словно чего-то ждали. И Саньково сердце забилось в неопределенно-радостном ожидании. Не мог ведь “дядя” приехать просто так, а если приехал, то будет что-то интересное.

И тут случилось чудо: воспитательница, обернувшись, поискала кого-то глазами и поманила Санька рукой. Он обернулся, не веря, что обращаться могут к нему, но воспитательница подтвердила:

— Да, это к тебе приехали.

— Ко мне?

Санёк растерялся: неужели такое счастье возможно? Неужели его прокатят на замечательной машине? Теперь все заинтересованное и