Ленинский броневик [Николай Федорович Григорьев] (fb2) читать постранично, страница - 2

шапкой. Возможно, этот необыкновенный вечер с музыкой, которую играли оркестры, с острым светом прожекторов, освещавших то Ленина на броневике, то невиданное скопление народа на площади, — возможно, и подсказал мальчику дорогу в жизни. Он стал историком, довелось ему участвовать в создании первоначального Музея Революции, здесь он остался работать.

Сейчас он только что с площади у Финляндского вокзала. Торжество открытия памятника он запечатлел фотоаппаратом-зеркалкой и беглыми записями в блокноте. Возвращаясь на работу, Домокуров мысленно уже раскидывал будущие свои фотографии по стенду. «Выхлопотать бы только где-нибудь кусок бархата, — мечтал он. — Экспозиция получится что надо!»

О музее мало еще кто знал в городе, но вдруг повалили письма. Побывали они в редакциях газет, оттуда их и переадресовывали музею. Пошарив глазами, Домокуров выбрал письмо с «Красного путиловца».

«Камень и бронза, — прочитал Сергей, — на веки вечные обозначили священное место, где Владимир Ильич открыл нам, рабочему люду, глаза на социалистическую революцию. Но теперь людям охота поглядеть на броневичок, с которого фактически выступил Ленин. Среди рабочей массы, когда открылся памятник у Финляндского вокзала, пошли толки, что броневичок хранится в кладовой среди самых наиважнейших государственных ценностей. Это правильно. Мы, советские граждане, обязаны содержать броневик в полной сохранности. За него спросят с нас пролетарии всех стран. И наши потомки спросят.

Но взглянуть-то, наверное, можно на историческую машину? Хотя бы одним глазком? Очень в этом большая просьба от рабочего класса нашего завода».

И подписи.

Столько подписей, что местами они сливались, образуя кляксы, и все-таки не уместились под текстом — расползлись по полям листа.

«Правильно пишут, — одобрил Сергей путиловцев. — И „Ленинградская правда“ правильно сделала, что переадресовала письмо. На такие запросы нам отвечать — Музею Революции!»

Он окунул перо в чернильницу и задумчиво уставился на его кончик, словно в ожидании, не скатится ли на бумагу вместе со свежей каплей и адрес броневика.

Затем снял трубку с телефонного аппарата, крутнул ручку вызова и обратился к телефонистке:

— Пожалуйста, Артиллерийский музей!

Пока соединяли, Домокуров мысленно перешагнул через Неву и достиг Кронверка — тыльного укрепления Петропавловской крепости. Это огромное, построенное в виде подковы, толстостенное кирпичное здание с окнами-бойницами. Где-то там, внутри, на лужке, или снаружи крепостных стен, были повешены декабристы Пестель, Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин, Рылеев, Каховский. Домокуров не раз пытался в жесткой, вытоптанной траве обнаружить следы столбов и в то же время страшился такого открытия…

В самом Кронверке, где музей, бывать ему еще не довелось, но слыхал он, что там, в бывших боевых помещениях, хранится коллекция оружия — одна из богатейших в мире… Надежные стены, военная охрана — вполне подходящее место и для броневика.

Но по телефону ответили:

— Артмузей экипажей не экспонирует. Автомобили не по нашей части.

— Но позвольте! — заспорил Сергей. — Это же не просто автомобиль бронированный. Боевая машина. Где же ей быть, как не у вас?

— Извините, коллега, — прервал его артиллерист, — меня ожидает экскурсия… — И затрещали звонки отбоя.

«Уважаемый род войск, а не очень-то вежливый. — Сергей положил трубку. — В Эрмитаж, вот куда надо! — смекнул он. — Артиллеристы и в самом деле ни при чем. Государственная кладовая особого назначения — это в Эрмитаже!»

Телефонистка соединила:

— Готово.

Заговорил Домокуров, да тут же, словно обжегшись, кинул трубку на рычаг… Фу, какой конфуз, отчитали, как последнего недоросля. А поди знай, что у них только скульптуры, картины, греческие вазы, египетские мумии!

Однако где же броневик?

Сергей машинально крутил телефонный шнур.

«Гм, гм… задачка приобретает налет таинственности, — с веселой озабоченностью подумал он. — Это любопытно!.. А что сделал бы в этих обстоятельствах всеместно известный доктор Ватсон, друг и сотрудник Шерлока Холмса? Пожалуй, перелистал бы „Весь Ленинград“».

И Сергей развалил на коленях громоздкую книгу с тонкими, слипающимися страницами. Водя пальцем по колонкам цифр, выбрал номер, показавшийся ему подходящим.

Позвонил. Музей города. Ведать не ведают. В Этнографический позвонил. В Морской музей (подумалось: «В гражданскую и матросы воевали на броневиках»)… Но опять неудача.

«Сорок музеев в Ленинграде? — Домокуров уселся поудобнее. — Обзвоним все сорок!» Музей почт и телеграфов, Геологический, Медицинский, Театральный…

«Нет… Не знаем… Не слыхали…» — только и ответы.

Наконец Сергей, обессилев, откинулся на спинку стула. Пальцы онемели, в плече ломота… «Сколько же можно накручивать ручку телефонного индуктора? с досадой подумал он. — Без толку все это!»

* * *

Сергей оделся, вышел на крыльцо. Мороз.