Шел четвертый год войны… [Александр Павлович Беляев] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

командующий.

— Выполняйте ее. Я вас больше не задерживаю. Супрун направился в свой отдел. Он размещался в соседнем доме, а точнее, занимал отдельный флигель во дворе большого дома, в котором расположился штаб армии со всеми его отделами. Супрун шел и думал о том, что в подобном трудном положении ему за всю эту войну пришлось, пожалуй, быть только раз, в конце сорок первого года, когда он, будучи еще командиром разведбата, не мог в течение недели добыть «языка». Что только не делали тогда его разведчики! И все было напрасно. До тех пор, пока кто-то не предложил попробовать действовать, что называется, от противного и не самим бесконечно пытаться переходить линию фронта, а запустить немцев, их разведгруппу, на нашу сторону. И уже здесь, на своей территории, пленить их. Так в конце концов и сделали. И взяли не одного, а сразу двух «языков». «Тогда было так, — думал Супрун, шагая через двор во флигель. — И все необходимые данные мы получили с лихвой. А теперь пленных немцев в каждом полку пруд пруди, и ни один из них даже понятия не имеет, что творится в этом проклятом «Глухом» лесу! Так, по мелочи, отдельные непроверенные сообщения… Отдельные, — повторил он и вдруг понял, что именно с них и надо начинать. И уже ругал себя: «А почему, собственно, отдельные? Почему до сих пор никто не удосужился их свести воедино и проанализировать?»

В отделе все были на месте. И все работали. Капитан Спирин вел допрос очередного пленного — белобрысого верзилы в черной танкистской форме.

— Откуда пленный? — спросил Супрун.

— Доставили разведчики седьмого полка, — доложил Спирин.

— Где взяли?

— На окраине Глинкова. Вез на мотоцикле почту,

— С фронта или на фронт?

— С фронта. Ее обрабатывает Мороз.

— Хорошо, — Супрун подставил стул к столу Спирина и сел так, чтобы удобно было видеть пленного.

Танкист был взлохмачен. Под правым глазом у него расплылся большой синяк. Кисть левой руки перевязана свежим бинтом. Увидев перед собой полковника, он подобрался и вытянулся.

— Спросите его, Виктор Михайлович, что ему известно о дислокации немецких войск в «Глухом» лесу? — попросил Супрун.

Спирин перевел.

Танкист понял, от кого исходит вопрос, щелкнул каблуками и ответил, глядя на полковника.

— Им запрещено совать туда нос, — перевел его ответ Спирин.

— Почему?

— Этого он не знает. Слышал только от одного регулировщика, что там хозяйничают эсэсовцы.

— Спросите, при каких обстоятельствах и в какой форме ему сказал об этом регулировщик.

Немец ответил подробно:

— На прошлой неделе, во вторник, я также вез почту на узел связи. Решил сократить путь и махнул на мотоцикле к станции напрямик. На перекрестке меня остановила служба движения. И один из регулировщиков предупредил: держись левее и не вздумай проскочить через зону. Попадешь на мушку эсэсовскому патрулю. Но нам и раньше говорили, что район леса объявлен особой зоной, по которой запрещено всякое передвижение войск. На дорогах, ведущих в лес, висят и стоят знаки, запрещающие въезд. Одно время солдаты говорили, что в лесу, наверно, лагерь пленных или перемещенных лиц. Но в округе нет, ни зондеркоманд, ни полевой жандармерии. Мы не встречали и людей из гестапо. Ни я, ни мои товарищи не знают, что там, господин полковник.

— Передайте его Сосновскому, пусть он продолжит допрос где-нибудь в другом месте, а сами соберите отдел. Надо срочно посовещаться, — распорядился Супрун, вставая.

Пленный истолковал его решительный тон по-своему.

— Господин полковник может мне верить. Я сказал чистую правду. Никто из наших солдат никогда не бывал в этом лесу, — залепетал он, прижимая здоровую и раненую руки к груди.

— Успокойте его. Скажите, что я ему верю. И ему нечего бояться. Для него война кончилась, — сказал Супрун.

Пленного увели. А сотрудники отдела собрались в комнате.

Супрун слово в слово передал приказ командующего.

— Мы начнем с того, что каждый из нас пересмотрит все свои запасы, записи всех допросов, все имеющиеся в нашем распоряжении документы и письма врага, в которых имеются хоть какие-нибудь упоминания о лесе «Глухом». Мы соберем эти отрывочные данные и сопоставим их. Одновременно и немедленно по этому же вопросу следует запросить соединения и части. И не только запросить. И обязать впредь при допросах всех военнопленных стараться получить как можно больше данных и всякой информации, связанной с действиями противника в лесу «Глухом». Будем также думать, как забросить туда очередную разведгруппу. Жду от вас предложений, товарищи.

— Мы уже по собственной инициативе потрясли, и не раз, и собственные записи, и материалы разведотделов дивизий и разведрот полков. Можно, конечно, просмотреть и еще, но надежда на них слабая, — откровенно заявил капитан Спирин. — До недавнего времени лес был слишком далеко от фронта. Дивизионная и тем более полковая разведка попросту до него не доходили. Я думаю, нам без помощи фронта не обойтись.

— На бога