Обол для Лилит [Ярослав Гжендович] (fb2) читать постранично, страница - 2

«дакументы папрашу», и если поднимет взгляд, то увидит еще округлые концовки двух штурмовых дубинок из стекловолокна, болтающиеся у них на высоте колен. Удар такой палкой способен свалить с ног быка.

Нет, не мог я его просто так оставить. Что ни говори, какой не есть, но все родня. Не помню, почему, но о родичах следует заботиться больше, чем о других людях.

Я вздохнул, подошел и солидным хватом за плечо поставил на ноги. Тот был легким и не сопротивлялся, если не считать факта, что ноги у него были что два куска веревки.

— Пошли, — процедил я. — И шевели костылями, иначе попадешь в обезьянник. Если будешь сидеть тут, мусора загребут. Он пошел, безвольно, мямля что-то там слюнявыми губами. Я еще не знал, что с ним. Белая горячка? Накололся какой-то гадостью? Передоз успокоительных средств?

Множество вещей отличает меня от нормальных людей, не только мое нестдартное занятие. Не только то, что с детства я вижу больше, чем они. Не только то, что мне известно, что наш мир, это одна из многих плоскостей, по которым мы движемся. Еще меня отличает и то, что я умею действовать с людьми, погруженными в полнейшем шоке.

Нормальный человек задает такому множество лишних вопросов. «Что случилось?» «Что с тобой?» «Что ты тут делаешь?» «Почему ничего не говоришь?»

Ведь это вопросы без малого философские. Невооруженным взглядом видно, что тип не может сложить в кучу трех слов, не говоря уже о том, чтобы ответить на вопрос «что случилось». Ведь он не знает. Еще вчера он был уважаемым гражданином и отцом семейства, звездой рекламного агентства MBD, того самого, которое придумала Петушка Бульончика. Он ездил на «семейном» Рено Эспейс и завязывал шелковые галстуки, сегодня же, свернувшись в клубок, сидит на вокзале и стучит зубами. Что он должен вам ответить? Что мир сошел с ума? Что жизнь рванула ему прямо в лицо? Что он неожиданно свалился в ад? Точно так же можете спросить у него: «А что такое Бог?», или же: «А зачем нужна жизнь?».

Лично я попал на вокзал, потому что провожал пару приятелей, и хотелось заглянуть в тамошнюю табачную лавку. Сам я никуда ехать на поезде не собирался, потому мой оббитый «самурай» стоял рядом с паркоматом.

Племянничка я усадил на пассажирское место посредством полицейского захвата, пригибая ему шею. Так делают, чтобы пассажир не стукнулся башкой о край крыши.

Временно он находился в безопасности.

— Покажи, где ты ранен, — приказал я. Родственник он или нет, только мне не хотелось, чтобы измазал мне обивку. — Может, хочешь в больницу?

Тот сражался с мышцами губ, лицо его как бы было парализовано.

— Это. Не. Моя. Кровь.

Четыре отдельных предложения. Во всяком случае, он не собирался сыграть в ящик до ирнр, как мы доедем до дома. Ну а в этой машине не он один кровоточил. Бывало и со мной. А потом ужасный бардак.

Провозглашение этих четырех слов, похоже, полностью отобрало у него силы. Зато приоткрыло какой-то клапан в мозгу, потому что свернулся в клубок и начал рыдать. Это хорошо. Плач — уже человеческая реакция. Сопровождает выход из шока. Вот если бы он вообще никак не реагировал, это бы означало, что внутри у него все кипит и варится, а вот это могло его совершенно приплющить.

Ехал я осторожно, потому что последнее, что мне было нужно, это полицейский алкомат. Вообще-то я был трезв, но вчерашние посиделки могли оставить какой-то след.

Глянул в бок. Мой племянник рыдал, спазмы колотили его лбом о пассажирскую панель. Из носа у него текли сопли.

Я вздохнул и закурил сигарету.

— Еще у одного короткое замыкание в башке, — буркнул я.

Перед домом я решил не парковать, а заехал прямиком в гараж. Сосед стоял перед своим домом с садовым шлангом и пытался затопить грядку с отцветшими портулаками. На мою машину он пялился настолько напряженно, как будто бы в средине был клуб с полуголыми девицами.

Из гаража можно было пройти вовнутрь дома. Очень удобно. Можно спокойно перетащить все то, что привез машиной, подальше от любопытствующих глаз пана Марчиняка. Даже если это твой племянник, превращенный в измазанную кровью тряпку.

Я снял с него окровавленную рубашку, измерил пульс, глянул в зрачки, осмотрел запястья и предплечья. Ничего, если не считать качественного шока.

Примененная мной терапия была стандартной: сотка крепкого спиртного, душ, новая одежда. Он поперхнулся коньяком, чуть не утонул в душевой кабине и никак не мог справиться со штанинами, но программу каким-то образом реализовал.

После этого я посадил его в кресле напротив камина, налил себе сливовицы и закурил. И вот уже был готов узнать, а вот что это я обеими ногами вступил.

Совершенно напрасно я приказал ему говорить по очереди. Если бы он рассказывал с конца, я, по крайней мере, узнал бы какие-то факты. Поначалу он вообще не знал, что ему говорить. Явно, всего этого было слишком много, и оно клубилось у него в голове, словно змеиное гнездо. А потом он начал сначала, то есть, угостил меня историей собственной женитьбы.

Следует признать,