Курсоры [Евгения Ивановна Хамуляк] (fb2) читать постранично, страница - 2

отчасти контролирует этот процесс. – Но лишь для опыта. Да и то, скажу тебе честно, я курила, когда мне было шестнадцать и даже семнадцать. И курили мы такую гадость, что тебе даже не снилось. И это бесполезный опыт, поверь, – махнула рукой мать. – Пиво пили и водку и напивались на убой на ужасных этих дискотеках, где не музыка, а трясучка какая-то стояла. Но сейчас я понимаю, что все это было зря. Это как раз те воспоминания, которые я бы легко вычеркнула из своей жизни, – серьезно и грустно сказала мать, чтоб Оля поняла, что она говорит правду. – Знаешь такой тест?

Оля отрицательно помахала головой.

– Не совсем тест, тренинг философский… Вспомни себя несколько лет назад и дай совет себе сегодняшней из прошлого. Но у тебя есть только два слова на это. Два самых важных слова, которые перевернут твою жизнь сейчас.

Оля вспомнила себя несколько лет назад.

– Ну? – подтолкнула ее мать, когда та слишком уж задумалась.

– Не дружи с идиотами. Нет! Не дружи с идиотками! – сверкнула глазами Оля, вспоминая какую-то свою историю.

От этой фразы у матери кольнуло в сердце, потому что она не помнила дочерних конфликтов с подружками того периода, а значит, Оля скрывала от нее свои чувства. Скорее всего, чтобы не беспокоить лишний раз. А все равно было больно, что матери не оказалось рядом, раз создалась ситуация, которая важна для девочки до сих пор.

– А ты? – алыверды просила дочь.

– Если б я стала опять шестнадцатилетней, я бы сказала себе сегодняшней: не пей алкоголь, – серьезно сказала мать. – Может быть, тогда мне сегодняшней, сорокалетней не надо было б столько глотать таблеток, и миллионы миллиардов нейронов и замечательная копна волос были б на месте. И еще пара скелетов в шкафу, вечно гремящих своими костями в тишине, исчезли б и не будили совесть по утрам, когда больше всего хочется спать.

Оля поджала губу, она не знала, как реагировать на сказанное. Но в глубине души поняла суть.

– А ты в самом деле думаешь, что существует мировой заговор? – вернулась Оля к первому разговору, с которого, собственно, и начался диалог во время жарки блинов.

На носу была Масленица, семья ждала много гостей, блинов легче было нажарить вдвоем, в четыре руки. И мать попросила о помощи. Оля, к удивлению, легко согласилась.

Слава Богу, с прекращением карантина у девочки потихоньку начался период интереса к кухонным экспериментам, которые забирали из семейного бюджета приличные деньги, растрачиваемые на дорогие продукты, по большей части затем выкидываемые в помойку. Мать и отец самоотверженно терпели невкусное печенье, непрожаренные котлеты и картошку, пересоленную рыбу, обугленные бисквиты и длинные чеки с перечнем продуктов.

Но не все было так плохо. Что-то да получалось. Практика, терпение и одобрительные отзывы повышали качество каждого нового кулинарного шедевра. В конце концов, Олю можно было спокойно попросить сделать что-то нехитрое, ею уже много раз виденное и проделанное: пожарить оладушки или блины, например. Вот как сейчас.

– Я думаю, мировой заговор против человечества реализуется самым активным образом, – ответила мать, переворачивая красивый румяный блин. – Я вспоминаю мои годы молодости: в мире творился хаос, особенно в нашей стране, но по сравнению с тем, что творится сейчас, – это просто цветочки.

– Может, это случайность? – Оля зачерпнула целый половник красивого густого теста и вылила его на шипящую от удовольствия сковороду, которая тут же хаос и брызги превратила в стройное идеальное существо – блин.

– Не верится в случайности, дорогая. Чем больше живешь, тем меньше верится, к сожалению. Понимаешь, сколько нужно случайностей, чтоб блин стал блином? Помнишь у тебя тесто для блинов с десятого раза только начало получаться?

– Да какой там! – Оля рассмеялась. – С двадцатого, наверное, если не с пятидесятого! – она устыдилась своей блинной неумелости.

– Вот именно! Ингредиенты, температура, материалы, сотни деталей, тонкостей, поворотов, которые влияют на процесс… – продолжала восторженно мать, будто рассказывала не о блинах, а о создании искусственного интеллекта. – И ведь знаешь, встанут две женщины, примутся жарить блины по одному и тому же рецепту, и у обеих получится по-разному! Ну совершенно неодинаково! Хотя грамулечка в грамулечку все то же самое.

– Точно! Вот у тети Веры блины какие-то другие! Ну просто обалденные! Я не понимаю, как она их делает?! – удивлялась Оля, следуя логике рассуждений матери. – И ведь все то же самое, как у меня или у тебя или у других. Но у нее вкуснее. Извини, конечно.

– Да! Именно! Ты права! – не обиделась мать, потому что это являлось проверенным фактом: у тети Веры блины выходили шедевральными. – А тут целый мир, представь! И одна и та же тенденция, – мать положила последний блин на тарелку, смазала жирным сливочным маслом, накрыла все это другой тарелкой, обернув сверху чистым полотенцем, и оставила ждать до вечера.

– Какая? – следя за материнскими движениями и ожидая ответа,