5.Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов - продолжение [Николай Берг Dok] (fb2) читать постранично, страница - 5


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

«Хаммере». Задача всем прибыть в 16.10 на точку сбора. Все свои роли знают?

Тут я убеждаюсь, что оказываюсь единственным недотепой. Остальные явно в курсе и майор их отпускает. Остаюсь я да Енот.

— У поводыря уточните, что да как – кидает мне майор, явно собирающийся нас покинуть.

— У него, что ли? – туплю я дальше.

— Именно. И кроме того у вас по месячному плану сегодня визит в Петропавловку, в медпункт?

— Ну да…

— Вот и действуйте по плану.

Глава 2. Именинник.

Выкатываемся с задумчивым Енотом на солнышко. За нами никто не выходит, видно им еще есть, что обсуждать. Вопросов у меня куча, а он как на грех сам на себя не похож, задумчивый какой—то и я бы даже сказал благостный. Некоторое время идем молча. Потом я все—таки решаю, что прояснить ситуацию все же стоит и кроме того мне любопытно – что за роль предстоит мне. Для пробы спрашиваю – что это с ним такое?

— Да день рождения сегодня у меня. Тридцатник разменял – не очень охотно признается мой спутник.

Надо же. Ну тогда понятно – тридцатник – это для мужчин весьма специфичный рубеж. Обычно в это время мужчины вдруг понимают, что их здорово природа обманула.

Ведь во время детства и потом – в подростках – мальчишки считают, что это пока еще не жизнь и самое главное начнется потом. Вот станешь взрослым – тогда огого какая будет житуха, а пока – фигня несущественная, просто тягостное ожидание взрослости. И вот наконец наступает взрослость, самое время жить от души, ан оказывается, что взрослость—то не такая и вкусная штука и уже ничего нового не будет, все во взрослом возрасте уже предопределено и теперь жизнь с достигнутой вершины – только вниз. Нет, разумеется можно оттрахать еще больше девок, выпить еще больше водки и надыбать еще больше денег, но вот новизны, чувства первого открытия, свежести, восторга щенячьего – уже не будет.

И вчерашний мальчишка ужасается этому крайне неприятному факту. Ему становится грустно, что вот торопился как дурак – и, выходит, пропустил столько всякого вкусного, захватывающего и интересного и ради чего? Характерное для кризиса тридцатилетних открытие. Потом еще будут кризисы сорокалетнего, пятидесятилетнего и так далее возрастов, но этот – самый жесткий.

Собираюсь с мыслями.

— Слушай, что—то как—то мне странно. Две серьезные операции. Одна другой корявее, а разбор странный. На учениях наше отделение и то инструктировали куда серьезнее. А тут я так толком и не понял ничерта, кроме того, что кого—то из твоего начальства потрошить надо. И вообще мне это не нравится – мы не факт, что их грохнем. А вот нас потом вполне могут. И наши и чужие. Да и три БТР у людоедов не мышь чихнул. А мы тут какие—то трехколесные укатайки даже толком и не собрали…

Енот некоторое время идет молча. Потом отвечает: «Ты плохо слушал. Не трехколесные, квадромобиль – значит четырехколесное транспортное средство…»

— Не суть. Ты суть давай!

— А ссуть оне в ведро – так же задумчиво отвечает Енот.

Я останавливаюсь и довольно злобно смотрю на шутника—хвилософа.

— Идем, идем, еще много чего успеть надо – поворачивает, не сбавляя хода, голову хромой.

— Я вот не поеду никуда, пасись оно конем, как говорит любимый тобой Ильяс – упираюсь я.

— Не парься! Просто тебе когда нибудь доводилось на своего командира устраивать засаду? Не подсиживать, не интриговать, а вот так, чтоб кишки ему наружу? – внимательно смотрит остановившийся поводырь.

— Странно. Я думал ты уж в семи водах мыт и вообще зверина лютый…

— Значит не доводилось. И что любопытно – мне тоже. И это знаешь – необычно… Ладно, сейчас в лодочку сядем, поплывем. Я все объясню. Вас с Надей не дергали, не ваша епархия. А так в общем ситуация стандартная. Давай, забирай из квартиры что нужно – и для медпункта тоже и похряем.

Когда я забираю свои причандалы с расчетом на медпункт и сегодняшнюю «работу», вместе с упаковками лекарств, которые у меня свалены в шкафу, вываливается и ящичек – средненький такой, тяжеленький, когда—то любовно отлакированный, а теперь обшарпанный и потрепанный. Мне не нравится задумчивость Енота, надо бы его встряхнуть. И я забираю ящичек с собой тоже.

Денек загляденье, солнце жарит, как не в Питере. Потому легкий катерок и близкая вода – очень к месту. Когда мы отчаливаем и Енот заводит мотор, вручаю ему коробку.

— С днем рождения и добро пожаловать в клуб тридцатилетних!

— Это что? – подозрительно шмыгает носиком Енот, тем не менее подгребая хватко ящичек.

— Подарок. На День Рождения. Расти большой и толстый!

— Подарочек? Мне? Настоящий? – не то юродствует, не то и впрямь удивляется он.

И тут же раскрывает крышку. Там в аккуратных углублениях на потертой бежевой замше уютно лежит небольшой револьвер, потускневшая латунная футлярина с инструментами для чистки – и самое главное длинный ствол и другие накладки на ручку, что превращает аккуратный револьверчик в длинноствольного монстра.

— Какая прэлесть! Смит—Вессон 38 со сменным