cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
расскажут.
— Про какого Мотю?
— Был у нас такой… то есть и есть, но уже не такой… Мотя, его еще звали Мотя-Кремень. Хабар брал, и никогда никого полиции не сдавал, поэтому его и прозвали — Кремень. Мне об этом Лютый рассказывал, сам-то я в годы Моти-Кремня пацаном в деревне гусей пас, потом в люди отдали, в германскую воевал, ну, а потом в гражданскую… Так вот, пришла наша власть, а тут из монастыря какого-то золото пропало пуда на три. А золото, оно советской власти нужнее, чем монахам. Потому стали искать. И вот нашептали, что у Моти-Кремня кое-что из того золота объявилось. Сделали обыск, нашли много чего, только не золото. Мотя клянется-божится, что знать ничего не знает, не ведает. Думал, что с ним, как в полиции — ну, в зубы дадут, а то и сговорятся, взяточку возьмут. С ним и правду, пробовали сговориться, но Мотя-Кремень ни в какую. Видно, золото люди серьезные брали, и сдавать их Мотя никак не мог. Боялся. И твердит — ничего не видел, не слышал, потому и сказать нечего. А раз так — подержали Мотю в больничке недельку, чтобы в себя пришел, и выпустили. Довезли до Хитровки и прямо у дома Мотиного и оставили.
— Довезли? — удивился Орехин.
— А как же! Сам бы он нипочем домой не попал. Ему, раз он ничего не видел, глаза и выкололи — за ненадобностью. И уши проткнули и отрезали, раз ничего не слышал. Ну, и язык отрезали тоже. Как же он домой-то попадет, Мотя-кремень? Пришлось отвезти.
— И… Это здесь, в МУСе?
— Нет, золото пудами — этим Чека занималась. Тогда-то и МУСа никакого не было. Но они знают — если что, в МУСе люди с характером водятся. Потому — как на духу расскажут.
— Кто ж им украденное понесет, если — расскажут?
— То-то и оно… Плохо носят. Мелочь всякую, ерунду. Мелочь и носит, шелупонь. Считает так: будут эту ерунду искать, нет — бабка надвое сказала. Опять найдут, нет — опять бабка. Ну, а в крайнем случае найдут, что ему сделают за какую-нибудь буржуйскую шапку или даже шубу? Это ж не золото пудами…
— Не пудами, это верно. Но и не золото, вернее, не только золото… Да, а что это за попрыгунчики светящиеся? О них любезный Отто упомянул, а в письме-то ничего нет.
— Наверное, нарочный рассказал. А попрыгунчики, что попрыгунчики. Налетчики это. В белые простыни укутаны, на ногах пружинки, а во рту лампочки электрические горят. Подпрыгнут, разденут или там шапку сорвут, током электрическим ударят, и прыг-прыг — ускачут.
— Хорошо прыгают?
— Говорят, через дома. Пружинки особенные. Но я думаю — у страха глаза велики. Они, попрыгунчики, ночью нападают, а ночью много ль увидишь, через дом он прыгнул, или на сажень? Темно ведь, фонари не горят… И потом, висельника легко спутать с попрыгунчиками, их, висельников, еще много осталось… Правда, их уже снимать с фонарей начали. Хватит, нависелись… Опять же налетчик кнутом ожжет, а покажется — электричеством.
Арехин помолчал немного, потом скомандовал:
— Александр, пять минут на сборы. Поедем к пострадавшей.
— Пострадавшей?
— К Матильде Палиньской. Нужно же знать, что, собственно, произошло. И что, собственно, украли. Пять минут на сборы.
— Мне, Александр Александрович, того… Лошадь попросить, экипаж, то есть, у товарища Оболикшто?
— Нет, Александр, не нужно. Транспорт и здесь пригодится. Мало ли что. К тому же мы ведь расследуем это дело не по приказу, а по блату.
— По блату?
— Вот этот листок, Александр, на котором запечатлена записка нашего уважаемого наркома, называется по-немецки «блат». Сделать что-нибудь по личной просьбе наркома и значит — сделать по блату. Ну там брюки выдать ходатаю, голову сыра, жилплощадь. Нам выпало вернуть Матильде Палиньской украденные драгоценности. Постараемся оправдать оказанное нам высокое доверие…
Орехина слова про доверие ободрили и обрадовали. Вера!
Пять минут спустя они вышли из особняка МУСа. Зима пришла с метелями, снегу намело вдоволь, но не зря Орехин работал с бебе — и пройти, и проехать к МУСу было свободно, удобно. Ненадолго — новый снег падал с неба, но ведь никуда бебе не денутся. Очистят снова. А потом опять. Жаль только, «паккарда» не было. Ладно, пустое. Слишком приметное авто — «паккард».
Арехин махнул рукой, подзывая, кучер тронул вожжи, и пара вороных живо подкатили санный экипаж.
— Это… Это опять вам дали… обкатать? — спросил Орехин, невольно касаясь кобуры с неразлучным «маузером».
— Не совсем, — вдаваться в подробности Арехин не стал. — К Матильде Палиньской, пожалуйста.
Ехать в санях было приятно и тепло: под полостью в ногах стоял железный ящик с углями. Печурка для ног. Немецкое изобретение. Пару брикетов угля положить, древесного, и тот тлеет весь день. Ноги в тепле — и весь не зябнешь.
— А кто это — Матильда Палиньская? И кто написал письмо, которое блат по-немецки, товарищу Оболикшто?
— Быстро схватываешь. Письмо написал наш дорогой нарком, фамилия которого начинается на «Л».
— «Л» и я заметил. Неужели это сам
Последние комментарии
6 часов 17 минут назад
7 часов 50 минут назад
11 часов 43 минут назад
11 часов 47 минут назад
17 часов 8 минут назад
2 дней 4 часов назад