Снежник [Александра Елисеева] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (95) »
* * *
Я слышу хруст снега под их сапогами. Люди. Мерзкие люди. Как ненавижу я вас. Нет зверю врага более подлого. Сама шелохнуться не могу. Хо-лодно. Зубы сводит. Стреляйте! Бейте! Не мучайте больше… — Ильяс!.. — снова говорит один из них. А больше… больше я ничего не слышу. Не могу. Не в силах я держать глаза открытыми. Очнувшись, я удивилась. Еще дышу. Живая… Не прибили. Меня несут. На руках несут, а не волокут тело по снегу. Силы были бы — вывернулась. Но мне и глаза открывать тяжело: веки тяжелые-тяжелые. А рана в боку огнем горит. Но все равно холодно. В Асйбенге по-другому не может быть. Мы снова вернулись в человеческий лагерь. Я понимаю это по запаху гари, что въедается в нос, и по громкому шуму, что соседствует рядом с людьми. — Саттар! Ну, хитрец! Пошел за волчицей, притащил бабу. Шум смолкает. И сам говорящий, видимо, понял, что произнес. Человек в сердце Айсбенга, что вода в айвинской пустыне: вроде и может найтись, но чаще миражем вдали видится. А я теперь понимаю, почему Саттар этот не идет, укутанный в черную жесткую шубу, а бережно держит меня в руках. Как глупо попалась… И меня снова настигает тьма. Потом бред… Веки тяжелые. Вижу лишь тени, снующие всюду. Бок обжигает боль. Она столь сильная, что выгибаюсь дугой. Но держат меня крепко, что и не вырваться. Думаю лишь об одном: лишь бы стая не искала меня. Лишь бы он не искал меня. Как только открываю глаза, я вижу лицо. Он не стар и не малый щенок — человеческий возраст определять я не сильна. Глаза у него черные, как небесный свод, и смотрят внимательно, настороженно. Холодно мне от его глаз. Спрятаться хочется. И пахнет еще горько-хвойно. По-другому. Мужчина протягивает руку к моему лицу, но я дергаюсь, и он убирает ее. — Меня зовут Ларре Таррум. И ждет. Но я молчу. Еще чего, показать, что я знаю этот жесткий человечий язык. А выговор у него другой, не такой как у людей с Живой полосы. Другое дело, почему он думает, будто я его понять могу. Он улыбается. Но от улыбки этой дурно. — Имя у тебя есть? Я не слушаю его больше. Вернее, пытаюсь. Сама зорко смотрю по сторонам. Мы в шатре. Я такие видела только снаружи: когда торговцы приезжали на Живую полосу. Тогда я пряталась в тени лиственниц и смотрела, как немногочисленные люди, что живут на границе с Кобрином, покупали товары, каких у нас не сыскать. Людей в Айсбенге, кроме как на Живой полосе, не найти. На границе теплее, но все равно холоднее, чем в любой стране Эллойи. А севернее и того студенее. — Ты уйдешь только, если я тебя отпущу, — говорит Таррум, замечая мой тоскливый взгляд, направленный на виднеющийся позади него выход. Голос его тут же меняется. Кажущийся мягким баритон обрастает инеем. — Ешь, — ставит передо мною чашу с какой-то кашей и повторяет, — ешь. Не отравлено. Или предпочитаешь кусок свежего мяса? Знаешь ли, тут у вас не Лиес: дичи не так много, только волки все попадаются. Бросает на меня беглый и последний взгляд, а затем — удаляется. В шатре я остаюсь одна. Может иной бы и побрезговал подачкой от человека, но не я. Айсбенгу два слова синонимы, и один из них — голод. К тому же, как выбираться отсюда, еще надо подумать, а не на пустой желудок это делать приятнее. Человеческую еду я прежде ела. Когда живешь на крайнем севере, даже вековая вражда покажется зыбкой. Вот и стае приходится, скрипя зубами, выходить на контакт с людьми. Обычно на Живую полосу отправляли меня. Не каждому волку дано обретать человечью плоть. Вот только дар это или проклятье не знает никто. Менять волчью шкуру мне неприятно. Жила бы я поюжнее, не стала бы точно. Но Айсбенг суров. И эта немилосердность его толкает порою на такие поступки, что от себя самой тошно… Когда умирает волк старый и немощный, вся стая вздохнет с облегчением. Лишний кусок отпадет прибылым[1], больше шансов, что они переживут свою первую зиму. Моя стая большая, возможно, даже самая крупная среди всех поселений волков. Иначе в Айсбенге не выжить. У нас и матерых не пара, а куда больше. Обычно такие, как я, живут семьями или небольшими группами: волки не приемлют соперников и не терпят чужаков. Но на севере иные законы. Моя стая… Не дать врагам добраться до нее — это все, что я могу сделать. Жаль, не могу тут же- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (95) »
Последние комментарии
6 часов 6 минут назад
6 часов 7 минут назад
8 часов 8 минут назад
8 часов 11 минут назад
2 дней 6 часов назад
2 дней 6 часов назад