Во имя человека [Николай Степанович Дементьев] (fb2) читать постранично, страница - 2

прожектора… Я посмотрел на часы: до конца смены, до двенадцати, оставалось сорок минут. Сейчас ко мне на кран должен прийти Игнат Прохоров, мой сменщик.

Вдруг я заметил, что давление в котле упало на полатмосферы, оглянулся. Санька спала, сидя на куче угля около котла, расставив ноги, упершись локтями в круглые колени, опустив голову на ладони. Работать около котла жарко, на Саньке летняя кофточка с короткими рукавами. По-детски круглое веснушчатое лицо ее с маленьким носом и пухлыми губами, испачканное углем, казалось сейчас обиженным. Следы угля были на кофточке, руках и ногах Саньки, даже на светлых, по-мальчишески коротко остриженных волосах. Километрах в десяти вверх по берегу было старинное таежное сибирское село, ожившее с началом стройки комбината. Почти каждый день Санька ходила в клуб на танцы, смотреть кино, просто погулять и, конечно, не высыпалась. Или уж я сам устал за смену, или просто пожалел будить Саньку, только выбросил из машины пар, поднялся из-за рычагов. И распрямившись, вдруг почувствовал, как ноют плечи и поясница, неловко двигаются руки и ноги, ставшие будто деревянными. Открыл топку, из нее пахнуло раскаленным жаром. Санька, не просыпаясь, переставила ноги на полу, повернулась к котлу спиной. Подбросил в топку угля, пошуровал, закрыл дверцу, подкачал воды в котел. Теперь до прихода Игната хватит и давления, и воды. Снова сел за рычаги: очередной самосвал уже нетерпеливо гудел на кромке берега.

Сделал еще несколько циклов и услышал у себя за спиной неторопливо-насмешливый голос Игната:

— Здорово, механик.

Выбросил пар, — в ушах зазвенело от тишины, — оглянулся. Высокий и широкоплечий, весь подбористо-ловкий, Игнат улыбался мне. Я тоже улыбнулся, кивнул ему, с удовольствием увидел его большие, остро поблескивавшие глаза в девичьи пышных ресницах, прямой нос с четко очерченными ноздрями, пышную волнистую шапку черных волос; на щеках они переходили в продолговатые, аккуратно подстриженные бачки. Даже вспомнилось мне восхищенное Санькино:

— Игнат — вылитый гусар из «Войны и мира!»

Он пристально посмотрел на меня, я понял, вздохнул:

— Последи за лентой тормоза подъема.

Работа была такой напряженной, что лента дымила уже третью смену, а мы никак не могли выбрать время, чтобы сменить ее.

Игнат кивнул, мельком оглядел лебедку, машину, показания манометра и водомера, чуть задержался глазами на Саньке, усмехнулся:

— Народишку разного понаехало, добегается она на свои танцы!

— Могу, конечно, предупредить, да ведь скучно ей здесь, в лесу.

В глухой тишине особенно пронзительным показался сигнал самосвала. Игнат не двигался, спокойно смотрел на меня.

— Сегодня утром, пока ты отсыпался, детинушка, опять дали радиограмму, обещали с ночной баржой прислать, — сказал я; у нас кончался сахар да и консервы были на исходе.

Опять настойчиво прогудел самосвал.

— Ладно, пойду к хозяину, — Игнат прищурился, поведя плечами, гибко изогнувшись, осторожно обошел Саньку, уже в дверях обернулся: — Ты не знаешь, когда мой дедушка выспится? Никуда не ходит человек, после смены только ест да спит. Больной, может? — И, не ожидая моего ответа, сбежал на понтон.

Кочегаром у Игната был пятидесятилетний Смоликов, молчаливый нескладный верзила, работавший однако хорошо и старательно.

Хозяином Игнат иронически называл начальника клиентурского причала суетливого Мирошникова. Каждый крановщик, вступая на смену, должен был расписаться у него в сменном журнале.

Делая поворот, я видел, как Игнат легко, не держась за перила, взбежал по трапу с понтона на кромку берега, ушел. Хотя у берега было и глубоко, но нам не удалось поставить понтон крана вплотную к нему. При погрузке гранитных глыб некоторые из них сорвались со стропов и лежали сейчас под обрывом, чуть покрытые водой. А главное, берег возвышался над водой на десять метров, палуба понтона, на которой крепился второй конец трапа, — всего на полтора метра, и хотя понтон стоял метрах в семи от берега, трап лежал очень круто, почти под сорок пять градусов. Поэтому нам пришлось с одной его стороны укрепить перила.

Услышав шум за спиной, я обернулся. Смоликов кивнул мне, здороваясь. Лицо его было по-обычному сонным, но он уже шуровал в топке, стараясь не разбудить Саньку. И я кивнул ему в ответ, не останавливая движения крана.

Когда высыпал очередной грейфер песка в кузов самосвала, вдруг увидел у трапа, ведущего с берега на понтон, худощавую мальчишескую фигурку в ватнике. Человек быстро поднялся с корточек, исчез, не обернувшись ко мне. Все произошло так быстро, будто примерещилось мне в таинственном свете прожектора, бросавшего причудливые изломанные тени от малейших неровностей на берегу.

На следующем цикле я все-таки внимательно оглядел трап. Нижний конец его, упиравшийся в палубу понтона, не был виден, его закрывала высокая каюта понтона. Верхний виднелся на своем обычном месте, был закреплен за бревно на кромке берега.