Детектив и политика 1990 №6(10) [Михаил Петрович Любимов] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Сынов Американской Конституции кричал фэбээровцу: «Я — больше американец, чем ты! Мой отец придумал праздник „Я — американец!“. Очевидцы сходятся в том, что подобное заявление имело место, но не имело никаких очевидных оснований. Посему юрист счел, что воспроизведение данного заявления в корпусе опубликованного текста может оказаться клеветническим по отношению к действительным авторам идеи праздника „Я — американец!“.

Попутно замечу, что, согласно свидетельствам очевидцев, именно в этой главе Кэмпбелл наиболее точно цитирует все реплики и высказывания. Все сходятся в том, что Кэмпбелл безупречно достоверно, слово в слово, воспроизводит предсмертный монолог Рези Нот.

Вторая из двух единственных сделанных мною купюр приходится на Главу Двадцать Третью, носившую в оригинале порнографический характер. Я считал бы делом чести довести до читателя эту главу, не тронув там ни строчки, не впиши Кэмпбелл прямо в текст просьбу к редактору выхолостить ее.

Название книге дал сам Кэмпбелл, позаимствовав его из монолога Мефистофеля из „Фауста“ Гёте. В переводе Карлайля Ф.Макинтайра (Нью Дирекшнз, 1941) монолог звучит так[2]: „Я — части часть, которая была /Когда-то всем и свет произвела/. Свет этот — порожденье тьмы ночной/ и отнял место у нее самой./ Он с ней не сладит, как бы ни хотел. /Его удел — поверхность твердых тел./ Он к ним прикован, связан с их судьбой /лишь с помощью их может быть собой./ И есть надежда, что когда тела/ разрушатся, сгорит и он дотла“.

Сам Кэмпбелл определил и кому посвятить книгу. Вот как он объяснял свой выбор в главе, позднее исключенной им из текста:

„Не зная еще, что за вещь у меня получится, я написал следующее: „Посвящается Мата Хари. Она блудила в интересах разведки, и я — тоже“.

Однако сейчас, прочитав часть получившейся книги, я предпочел бы посвятить ее личности менее экзотичной, более правдоподобной и современной, не так похожей на персонаж немого кино.

Пожалуй, я посвятил бы ее кому-то известному, мужчине или женщине, личности, прославившейся содеянным злом, все время твердя себе при этом: „Да нет, в глубине души во мне таится мое настоящее "я", очень хорошее "я", то "я", что сотворено небом".

Примеров на ум приходит тьма, могу их отчеканить целый список без запинки, как чеканят куплеты Гильберта и Салливэна. Но не приходит ни единого имени, которому я мог бы с полным правом посвятить эту книгу, кроме моего собственного.

Так что позвольте мне почтить самого себя следующим образом:

Эта книга перепосвящается Говарду У.Кэмпбеллу-младшему — человеку, совершившему главное преступление своей эпохи: он служил злу слишком явно, а добру — слишком тайно".


Курт Воннегут-младший

ПРИЗНАНИЯ ГОВАРДА У.КЭМПБЕЛЛА-МЛАДШЕГО

1: Тиглатпаласар Третий…
Меня зовут Говард У.Кэмпбелл-младший.

Я — американец по рождению, нацист — по репутации и лицо без подданства по натуре.

Эту книгу я пишу в 1961 году.

Адресую я ее г-ну Тувии Фридману, директору Института документации военных преступлений в Хайфе, а также всем, кого она может касаться.

Чем эта книга должна представлять интерес для г-на Фридмана?

Тем, что написана человеком, подозреваемым в совершении военных преступлений. Г-н Фридман специализируется по людям такого рода. И изъявил страстное желание обогатить свой архив злодеяний нацизма любыми заметками, какие я пожелаю оставить. Настолько страстное, что предоставил в мое распоряжение пишущую машинку, бесплатную стенографистку и референтов, готовых разыскать и уточнить любые факты, необходимые мне для создания подробных и точных мемуаров.

Я сижу за решеткой в симпатичной новой тюрьме в старом Иерусалиме.

И жду справедливого суда Республики Израиль моим военным преступлениям.

А машинку г-н Фридман выдал мне занятную и как нельзя более подобающую случаю — она явно изготовлена в Германии времен второй мировой войны. Откуда я знаю? Ну, это проще пареной репы: на клавиатуре установлен ключ, которого знать не знали до эпохи третьего рейха и который никогда больше не поставят на машинку снова.

Это — сдвоенные молнии, означавшие страшные СС, "Шутцтафел" — самое ярое и фанатичное крыло нацизма.

На такой машинке я всю войну проработал в Германии. И когда приходилось писать о СС — а приходилось часто, и я всегда писал с энтузиазмом, — я никогда не печатал буквы сокращения "СС", но нажимал ключ, оставлявший на бумаге куда более страшные и магические двойные молнии.

Древняя история.

Древней историей я окружен со всех сторон. Хотя тюрьма, в которой меня гноят, новая, но, говорят, часть камней, из которых она сложена, тесалась еще при царе Соломоне.

И временами, разглядывая в окно камеры веселую и нахальную молодежь юной Республики Израиль, я ощущаю и себя, и свои военные преступления такими же древними, как старые серые камни времен царя Соломона.

Как давно была эта