Американская Первомайская ночь [Николай Николаевич Асеев] (fb2) читать постранично, страница - 2

покоящимся в нем успокоительным кольтом. Также бесшумно в следующий момент он проскользнул рядом комнат к спальне Энни. Черт! Двери открыты! Что это? Постель смята, как бы в борьбе, и тяжелый граненый графин смешал свои осколки с осколками трюмо. Орчард, уже не соблюдая осторожности, бурею горя и страха, промчался к выходным дверям. Только один взгляд на метиса привратника, раскинувшегося ничком, с коробом сбившейся на затылок ливреей, и Орчард на улице. Улица светла, уединенна, свежа от весны. Молодой ночной ветерок шевельнул расстегнутой пижамой Орчарда.

Грянув кольтом об асфальт так, что сталь высекла синие искры, Орчард в четыре прыжка взлетел на верхнюю площадку. Телефон? Конечно, они постарались его перерезать. Орчард бегом в свою спальню. Это еще что? Как это могло случиться? Тяжеловесный несгораемый шкаф шесть лет тому назад вносили 12 дюжих носильщиков, кряхтя от натуги. Ведь не мог же он сам сойти с лестницы? И, однако, светлые места в паркете – только они говорят о его тяжелой поступи. Но раздумывать времени нет ни секунды. Какой идиот мог бросить кольт на тротуаре? И вот Орчард, как был, в туфлях, пижаме, взметывая на ходу рукава дохи, из спальни в умывальную, из умывальной в гимнастический зал – там, на стене винчестер – он снова в подъезде. За угол заворачивает серый сорокосильный Кадилляк, на нем – поблескивающие сталью ребра несгораемого шкафа. На нем зеленый рукав пижамы Энни, закинутый в борьбе за голову. И ни одного полисмена! Ни одного! До угла шагов пятьдесят, но выстрел может попасть не в того, в кого нужно. И Орчард – уже в гараже. Гоночный Ройс-Ройс слушается его, как ребенок. Руль делает точнейшие усилия. Весиер-Стрит летит под колеса. Только бы не запутал серый похититель в переулках Ист-Энда. Ага, они ударяют за город! Это удача! По загородной дороге им не уйти от премированного мотора. Но странно, однако, что, лавируя в ночных переулках, дерзкие грабители ведут машину на полном ходу. Их шофер – дьявольский лавировщик. Но вот и прямой путь. Орчард переводит ход на полный. Манометр отшатывает стрелку влево, как бы сдунутую порывом бури. Показатель скорости медленно поворачивает к цифре 100. С влажным шумом стекленеет с двух сторон прорезающийся воздух. Но передние не сокращали взятой сначала дистанции. Орчард разогревает машину. Он рвет сердце мотора в такт стуку своего собственного. Дорога корежится, пухнет, извивается. Камень, замеченный им в полуверсте, через пятнадцать секунд ныряет под кузов. Но передние не приближаются. Их машина идет так, что кажется, будто бы Орчардовский Ройс еле-еле тянется на веревке, и вдруг Коллинс, скорее сердцем, чем глазом, замечает, как кузов похитителей отходит влево в крутом вираже, рассчитывая очевидно, повернуть навстречу преследователю. Однако ровный рокот коллинского мотора настигает врага прежде, чем маневр удается, а предельная скорость не позволяет ему отвести руль в сторону.

И всей своей сорокапудовой тяжестью синий Ройс-Ройс Орчарда врезается в лакированный серый бок дрогнувшего Кадиляка. Широкая дуга, описываемая телом Орчарда, забрасывает его далеко вперед, сплющившихся в один ком, перегретой стали вздыбленных, исковерканных машин. Последнее впечатление: брызнувшее сразу всеми звездами небо, перекошенные линии сверху падающего горизонта (Орчарда перевернуло в причудливом полете от толчка лицом вверх).

II

Очнулся Орчард Коллинс от неприятного ощущения сильного света, давящего на его закрытые веки. Приподнял их в болезненном усилии и сейчас же закрыл от резкого темно-фиолетового луча, направленного, как ему казалось в первый момент, с неба. Мыслей в голове не было. Она была свежа, как после чистого и глубокого сна. Защитив ладонью глаза, он вновь попытался оглянуться вокруг себя. Свет из фиолетового превратился в зеленый, затем в голубой, наконец, в алый, похожий на радостную вспышку тихой нежной зари. Тогда лишь Коллинс мог разглядеть, что он проникал через стекло стены огромного зала, в котором он находился. Источник света был за стеною. В первые минуты Коллинс не вернул еще способности размышлять, хотя уже восстановил способность наблюдения. Бессмысленными, широко-раскрытыми глазами осматривал он помещение, в котором находился огромный стеклянный шар, перевитый стальными дугами и заключенный в стеклянный же куб, поднимавшийся под уклон в 45° над зеленью сплошной листвы.

Он лежал в подобии гамака из очень эластичной проволоки золотистого цвета, окруженный никелем и фарфором, неизвестного ему по назначению, сложного аппарата, выстукивавшего какой-то медленный и точный счет. За стеклами стены видны были стеклянные сооружения разных форм, сиявшие гранями под переливающимися лучами внешнего источника света. И, тем не менее, за стеклами стояла ночь, так как небо темнело, отодвинутое зеленым светом, как масло, вытесненное наверх водой. На нем были различимы бледные, нежные