Главное предназначение жизни [Рафаэль Тигрис] (fb2) читать постранично, страница - 3

не сделал сам не знаю почему.

– Очень просто. Наши с тобою мировоззрения сильно разнятся от общей логики войны, которую придумали люди с ущербной психикой. Мы ещё нарожаем с тобою сыновей, внуков и они сделают этот мир намного добрее.

На этом мы с ним и расстались. Я потом очень часто вспоминал эту сцену. Я не убил врага, который пришёл уничтожить меня и мой дом. Это было настолько неправдоподобно, что в штабе мне безоговорочно поверили в то что я убил танкиста и оставили жетон на память.

– Стало быть ты дед не убивал танкиста, но жетон его забрал?

– Да вот он.

Я достал из своего ящика жетон солдата вермахта и показал подросткам. На нём были выгравированы имя, фамилия владельца и номер части.

– Ух ты! И ты всё время хранил эту реликвию у себя? А знаешь дед за этот жетон могут отдать приличное вознаграждение.

– Знаю.

– А хочешь мы с Мишкой найдём родственников твоего танкиста, а ещё лучше его самого?

– Вряд ли он сейчас жив. Он же был старше меня лет на 5. А может вообще погиб в бою. Вон их тут сколько полегло на Невском пятачке. А как вы его найдёте?

Колька и Мишка переглянулись с загадочными улыбками.

– Эх дед! При современном развитии коммуникаций и доступности социальных сетей найти человека очень просто.

В сентябре 1941 года советское командование, поняв, что в городе начинается катастрофа решило предпринять попытку прорвать блокаду Ленинграда. Немцы разбомбили Бадаевские склады с продовольствием и население ринулось туда чтобы откопать под руинами хоть что-нибудь съестное. Вперемежку с землёй и грязью находили кусочки шоколада, крупицы пшенки или гречки. А ведь это были только первые блокадные дни.

Начались ожесточённая бои в том самом месте которое впоследствии войдёт в историю под названием «невский пятачок». Именно здесь на левом берегу Невы шла взаимно истребляющая бойня. Даже есть поговорка – солдат побывавший на том пятачке видел свою смерть, ибо считалось что средняя продолжительность жизни бойца на пятачке составляла 52 часа. Оттуда либо выносили вперёд ногами, либо полумёртвого на носилках.

Лично для меня, тяжело раненого в плечо и в грудь, не нашлось даже носилок. Меня выволок с поля боя один красноармеец, имя которого я не забуду до конца жизни. Звали его Михаил Зорин, и он является ещё одним участником моего жизненного предназначения.

Попав в госпиталь, я кровохаркал, а потом сильно лихорадил и был несколько дней в беспамятстве. Всё это время мне снились, то немецкий танкист Вальтер Шмидт, то неизвестный хозяин Кремля – этот постоянный герой моих наваждений. В один из снов он подошёл ко мне так близко, что я смог бы прикоснуться к его лицу. Он был с прямыми редкими волосами, а чертами лица был схож с моей женой Глафирой. Посмотрев на меня, он произнёс:

– Отец! Какое счастье что ты жив остался. Ведь убей тебя тот танкист, не родился бы я.

В ленинградском госпитале меня прооперировали и залатали лёгкое.

Как только я очнулся ко мне сразу подошёл капитан из особого отдела.

– В беспамятстве ты часто выкрикивал имя «Вальтер». Кто это?

Я был ошарашен этим вопросом. Стало быть медсёстры зафиксировали мои бредни и донесли аккуратно в особый отдел.

– Наверное я имел ввиду пистолет системы «Вальтер».

Капитану такое объяснение явно не пришлось по душе.

– Я проверял – твоё оружие вовсе не «Вальтер». У тебя ТТ советского производства.

– Товарищ капитан. В бредовой горячке немудрено напутать марку пистолета, тем более в университете, на военной кафедре мы хорошо изучали типы немецкого оружия.

– Возможно, возможно, – нехотя согласился особист, – я буду ходатайствовать, чтобы после выздоровления тебя оставили в городе для борьбы с фашистскими диверсантами. Такие как ты, хорошо знающие немецкий язык, очень пригодятся именно тут. Заодно и закончишь своё высшее образование в разведшколе.

Нельзя сказать, что я огорчился. Меня берут в контрразведку ловить шпионов, которые буквально наводнили Ленинград. Но главным преимуществом было то что я буду жить в городе вместе со своей семьёй.

В один декабрьский день 1941, когда в городе начался настоящий голод и мор, в палату ко мне явилась, о чудо, моя жена Глафира, а вместе с нею и наш сынок Генка. Первое что бросилось мне в глаза – это потрясающая худоба 3 летнего ребёнка. Глафира тоже сильно изменилась, осунулась, под глазами легли тёмные круги. Было сразу видно, что жили они впроголодь, и если меня в госпитале, как раненого, сносно кормили, то жена и ребёнок по-настоящему голодали. Ко всему этому прибавьте нашу неотапливаемую квартиру в середине питерской зимы.

Мне как раз в палату принесли поесть и я всю порцию хлеба и перловки отдал жене и сыну и те с невероятной быстротой поглотили еду. Я был только рад, ведь мой сын в эту ночь смог уснуть не на голодный желудок. Но оказывается руководству госпиталя это пришлось не по душе.

– Впредь не смейте отдавать съестное семье.

– Так они же на моих глазах умирали с голоду.

– Для них государство