Путь Сизифа [Федор Федорович Метлицкий] (fb2) читать постранично, страница - 35

его мыслей.

____

Бухгалтер Петр, не уволенный с работы из-за уважения к его несокрушимому народному добродушию, потерял свое всегдашнее равновесие. Его убивала несправедливость, и жестокость к митингующим на улицах. Надев очки, он «открыживал» красным карандашом непроработанные места в законоположениях, и писал предложения в различные инстанции.

***

Я всерьез занялся поэзией. Учитель так и не помог, я обнаружил, что в основном просиживаю над экраном компьютера впустую, вдохновение приходит очень редко, и как-то смутно возникают ущербные озарения. На вдохновение полагаться нельзя. Литература – это черная работа, ремесло, но лишь на высоком уровне эмоционального состояния изредка возникают озарения. Это не легкое воспевание дам средневековыми рыцарями, а потребность нового времени – осознание мыслящим человечеством своего единства, легкости уничтожения маленькой хрупкой Земли.

Слово стало неподъемным, тяжело ворочающимся в душе опытом. Оно выходило нелепым и несуразным. Из-под него проглядывало тусклое нанайское солнце, мерцающее, как нерпичья шкура.

Жена смеялась над моими неожиданными выражениями и сопоставлениями вещей далеких одна от другой.

Она успокоилась, снова стала веселой и энергичной. Нашла цель! Но испугала меня – для нее этой целью стал я. Она обнимала меня, долго и неподвижно, и шептала в ухо:

– Вот так бы – вечно стоять.

Я прижимал ее за бедра. Она отскочила.

– Фу, все испортил!

– Я же духовно!

Она засмеялась, и мы развеселились.

Мне неизвестно, кто читает меня в интернете, – время настало перпендикулярным откровениям Мага, которые я усвоил. Что мне до читателей? Не знаю, но мне стало лучше, чем было раньше.

Ушло ли мое поколение, как прошло время шестидесятников? Странно, я не ощущаю, что мое время прошло. Записи в дневниках говорят, что проблемы общества остаются теми же, что много десятилетий назад.

А может быть, я слишком поздно определился, и потому совпал с приходом нового времени? Процесс изменения, тем более смены мировоззрения долог и незаметен, а не путем «катарсиса», как в художественных произведениях. И всегда остаются старые пласты – страха, затверженных бессознательных заповедей.

Но что-то изменилось в душе – чувствую, сил стало меньше. И все, на что была настроена моя судьба, – может быть, уже невыполнимо.

Жаль, что так коротка жизнь, не хватает времени ни на что. Хотел бы изучать науку о сильных и слабых взаимодействиях энергии, о космогонии, изучить язык программирования, для меня темного, как лес. Или создать свой рай в саду на даче, засадив невероятными разнообразными цветами и растениями, гармоничный, с организующими пространство высокими свечками туи, какого у нас с женой никогда не было. Но уже не успею.

Я знал, что больше никогда не буду одиноким в этом мире. Существуют иные, чистые человеческие стремления. Там, где гениями-энтузиастами создаются чудесные устройства, наподобие прибора Гюйгенса, которые, проникая сквозь непроницаемые оранжевые облака, вдруг обнажают хребты и долины Титана, спутника Сатурна, тоже открывшегося вблизи во всей красе своих кругов. Коллективные усилия стран осваивают Марс. Китайцы попытались посеять семена на обратной стороне Луны.

Может быть, из такой, но удобной для жизни планеты прибыл наш Маг. И наши новые приборы пронзят окутывающие ее непроницаемые облака и обнажат чудесные голубые долины страны, у которой аборигены ходят в постоянных озарениях, и не желают посещать нас, не умеющих даже удержать их надолго.

Какое все же наслаждение – уважать человека! – тосковал по человеку Чехов.

Стоит мне вспомнить слова Учителя: "Разве может порыв человека в исцеляющие миры быть иллюзией? Мечта не исчезает, и реальна, пока человек дышит. Она помогает жить", – и внутри оживает мир, становится иным, и ухожу во что-то безграничное, как океан детства.

Я чувствую, что теперь стал спокоен. Если даже буду умирать.