Куда смотрят мужики? Не пора ли решиться? [Ирма Гринёва] (fb2) читать постранично, страница - 27

света.

– Это ты сейчас так говоришь, а на деле тоже начала бы думать, сомневаться: Москва, дети, работа…

– Тогда давай по порядку. Ты сама нам всегда говорила, что в Москве плохо себя чувствуешь, особенно, когда возвращаешься из-за границы. Тебе было плохо во Франции?

– Да нет, наоборот, я себя там чувствовала как дома, а не в гостях. Но это, может быть, связано с отпуском, хорошей погодой, солнышком…

– Вот-вот, с «солнышком». Сколько солнечных дней в году наберется над Москвой? Мы с вами только недавно говорили о депрессухе из-за вечной пасмурности. И вообще, в наше время смешно говорить о расстояниях. Не на телегах же ездим! Соскучишься по хмурым лицам и толкотне – милости просим, сядешь на самолет и через 3 часа из любой точки Европы ты уже дышишь выхлопными газами в родных пенатах. Семеро по лавкам у тебя не прыгают, а наведать родителей и убраться на кладбище два раза в год уж найдешь время приехать.

– А работа?

– Ой, уж, великая работа бухгалтера! Не получится – вернёшься, да по новой устроишься. Как говорится, была бы шея, а хомут найдется. Что ты теряешь в конце концов? Крыша над головой останется. Если ничего не получится – вернуться есть куда будет.

– Галка, ну что ты на неё напала? Может, она его не любит? Может, они сексуально друг другу не подходят?

– А вот это, действительно, интересный вопрос! Это обязательно надо проверить, так сказать, на практике.

– Уже…

– Что уже?

– Уже проверили…

– Ё-моё! Так ты последнюю ночь в Париже у него провела? И молчит! Всё клешнями из тебя надо вытаскивать…

– Нет. Месяц назад он дирижировал в Венской опере, и я летала к нему на два дня. Французы визу дали на полгода, так вот, пригодилась…

10

– Лена, скажи, как быстро ты можешь сделать шенгенскую визу?

– Ну, у нас где-то недели за три агентства делают, а что?

– Я в сентябре буду дирижировать Травиатой в Венской опере с вашей Нетребко – хочу пригласить тебя в Вену.

– Так у меня виза ещё до ноября действующая.

– Какая удача! Ты прилетишь? Я оплачу все расходы.

– А какие числа?

– Спектакль пятнадцатого сентября в субботу…

И утром в субботу Люсиан сам встречал Елену в аэропорту Вены. Весь полет она пыталась думать рационально, но у неё ничего не получалось. Мысли растекались в разные стороны, она мурлыкала про себя какой-то привязавшийся мотивчик, а с лица не сползала рассеянная улыбка. В конце концов, она устала бороться с собой, махнула рукой и решила – будь, что будет. Она отдастся в руки Люсиана, выключит мозги и, не оглядываясь ни на что, будет плыть по течению. А думать начнет потом, в Москве.

Люсиан тоже сильно волновался, но когда увидел широкую счастливую улыбку Лены и искрящиеся голубые глаза, вспыхнувшие при взгляде на него, вдруг успокоился и сделал то, что ему хотелось в этот момент больше всего на свете: обнял, крепко прижал к себе и страстно поцеловал. После мгновенного замешательства Лена ответила на его поцелуй, и дальше всё покатилось само собой.

Не надо было выяснять, как Лена отнесется к проживанию в его венской квартире (а Люсиан надеялся на её согласие, но переживал по этому поводу) – это показалось так естественно. А дальше день закрутился, расписанный по часам. Лена наскоро переоделась, и они поехали в центр Вены: Люсиан на репетицию, а Лена гулять по центру в ожидании её окончания. Они с девчонками уже были в Вене, поэтому Лена воспринимала город как своего старого знакомого: побродила под высокими сводами Собора св.Стефана, прошлась по Сокровищнице, благо очередь туда была небольшая, посидела в элегантном кафе на площади перед дворцом Хофбурн (там также, как и два года назад, тапёр наигрывал вальсы Штрауса на потемневшем от времени пианино). «А ведь я сейчас тоже на репетиции – на репетиции своей будущей жизни. Люсиан будет весь в музыке, а я в ожидании его с концертов и гастролей… Так, обещала ведь себе отключить мозги, плыть по течению. Хватит трусить. Тебя ещё никто замуж не звал…»

Лена встретила Люсиана после репетиции, они перекусили в ресторане рядом с оперным театром и поехали на квартиру: обоим надо было переодеться и отдохнуть перед спектаклем.

Люсиан растянулся на диване, положив голову к Лене на колени, закрыл глаза и попросил рассказать ему что-нибудь. Каким-то шестым чувством Елена поняла, что он просит рассказать не какие-то эпизоды из её жизни, а что-то нейтральное, необременительное, успокаивающее. Почему-то ничего, кроме сказки о сестрице Алёнушке и братце Иванушке в голову не приходило, и даже не заметив, что перешла на русский, Лена приступила к рассказу. Для Люсиана мягкий напевный чужой язык звучал нежной колыбельной. Лена гладила левой рукой густые, чуть подернутые благородной сединой, волосы Люсиана, а он, поцеловав её правую ладошку, не отпустил её руку и, накрыв своими руками, прижал к груди.

Перед спектаклем они расстались. Люсиан вошел в здание через служебный вход и отправился в свою гримерную, а заботу о Елене поручил своему секретарю Этьену, уже знакомому