Потребность писать [Владлен Лядский] (fb2) читать постранично, страница - 5

делаешь из них выводы. Потому как если ты этого не делаешь – то какой ты, к лешему, писатель?

Правильно, никакой. А таких и так пруд пруди.

Ладно, что-то я разошёлся. Запомни:

Слово – это твой инструмент. А инструмент нужно: а) иметь, б) беречь, в) использовать по назначению.

Если ширкать напильником об напильник, будет много ярких искр. Но напильники от этого быстро придут в негодность.

Это будет и с тобой, только с той разницей, что у тебя запас напильников строго ограничен. И что самое противное – их точного количества ты не знаешь. Может, хоть год непрерывно уширкивайся, а может, тебе только один предназначен. Как и ключ на 13.

Зато сразу пять токарных станков.

Я это всё к чему – слово надо взвешивать. И думать, куда его лучше всего будет уложить. Это как огромная, на десятки тысяч элементов, смальтовая мозаика. Набор деталей ты определяешь сам, конечную картину – тоже, а общее воздействие на зрителя зависит от твоего мастерства, таланта, аудитории и времени.

И если ты разменялся на дешёвое сырьё необструганных слов, не удивляйся, что место твоему тексту – на полке в выставке «наши руки не для скуки». Да-да, езда на неподкованном таланте быстро выматывает и загоняет лошадь. Кто? Правильно, ты этого не знаешь, это малоизвестная древность. Борис Штерн, «Записки динозавра».

Что, страшно? Ничего, со временем привыкнешь. Тут глаза боятся, а руки – откуда сам вырастишь. От тебя зависит гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

Идём дальше.

Чувство слова – непременный атрибут настоящего писателя.

Ну а как ты хотел? Если сапожник ходит в просящих каши башмаках, то к нему возникает много вопросов. А если автомеханик не может полдня завести свою ласточку – это тоже кое о чём говорит. Устно косноязычный (если, конечно, это не результат травмы) писатель – наверняка плохой писатель.

Конечно, письменное слово идёт более гладко, чем устное. Его ловить не надо, оно уже тут, на бумаге сидит и не чирикает. Его можно перечитать и раз, и два, прочесать мелким гребнем, разложить по полочкам и особо компактно упаковать.

Зато к устной речи требований меньше. В любом случае, порой полезно остановиться и подумать – а это ли слово нужно к этому месту, или всё-таки поискать ему синоним. Или вообще перестроить всю фразу, потому что по ней взгляд едет как по ржавой тёрке.

Мерзость. Не представляй.

Давай о другом. А это у нас Станиславский и его сверхзадачи. Ещё раз не открою Америку, если скажу, что самые пробирающие произведения пишутся в периоды великих потрясений. Так что если у тебя не получается склепать шедевр – это не так страшно. Возможно, что просто время нынче такое спокойное.

Ну или ты не там ходишь.

А всё почему? Потому что писатель, когда пишет, исполняет социальный заказ. Он может его осознавать, не осознавать, отрицать или искать. Более того, он даже может его сам себе формировать.

Где тут проходит грань между самоубеждением, влиянием рынка и ноосферой, я не скажу. Просто есть социальный заказ и всё. Без него у тебя не особо задастся – потому что тебя никто толком не поддерживает.А на чистом любопытстве и писчем спазме далеко не уплывёшь.

Конечно, высший шик – это когда ты начинаешь ловить сигнал из ноосферы, и твои письменные предсказания начинают сбываться, пусть и с недохлёстом. Но это мало кому выпадает. Да и небезопасно это – быть пророком в своём отечестве.

Так что не удручайся, если не получается проникновенно до самых печёнок. Самая выразительная книга, которую я читал, занимает едва тридцать страниц, является результатом наблюдений всей жизни и стоила автору её остатка.

Мы размениваем свежесть впечатления на мастерство сложения слов и качество передачи чувства. Мы меняем потенциал и тепловую энергию души на кинетику слов. И в общем, ничем радикально от тех же учёных не отличаемся.

Те же граммы добычи – годы труды. Кто? Правильно, Маяковский.

Да, к слову о птичках.

Не прессуй читателя.

Все эти вызовы прогрессивной молодёжи ретроградному и прогнившему обществу, ультрамодернизм и послезавтрашнее новаторство… ой, сколько раз это всё было. И остались от всего шума отдельные столпы вроде Маяковского пополам с Есениным и их формой стихосложения. Ну и всякие неприятные типы вроде Олеши.

Поиски себя и новых направлений в искусстве – это хорошо. Но очень часто за ними скрывается такая неглубокая, в два пальца, мысль и такая простая мотивация, что аж противно. И все твои попытки выпендриться и вывернуться мехом наружу приходится воспринимать ни в чём не повинному читателю.

И при всём этом, во многом писатель – это человек, которому не с кем поговорить. К нам приходят разные мысли – большие и маленькие, добрые и страшные, хорошие и не очень. Но все они приходят к нам до ужаса невовремя. И наш внутренний сдерживатель не позволяет дёргать по таким поводам невиновных окружающих.

Но мысли-то никуда не деваются. И мы остаёмся один на один со своими страхами, опасениями, надеждами, решениями и противоречиями. И не в