Козя [Ксения Немирович] (fb2) читать постранично, страница - 3

виднеющиеся следы крохотных лапок. Внутри меня чувство, что я готовлю дом к приходу малыша из роддома.

Время от времени я молюсь. Или сажусь читать Библию. Между простыми делами семьи, которые воспринимаю как служение. Почти не ем. Чай и чуть-чуть какой-то еды – мёд, сухарики…

Солнце опускается ниже к горизонту, и с прохладой вечера в меня пробирается страх. Внутренняя дрожь перевозбуждения становится внешней дрожью страха.

И вот, съев чуть больше оттого, что от слабости дрожат руки, добираюсь в своём чтении до места, где Иисус объясняет ученикам, почему те не смогли сами изгнать беса из мальчика: «род сей изгоняется постом и молитвой», – и вспугнутой птицей упархивает крылышками от меня… Не хочу говорить «моя решимость».

Сомнения пробираются в нас упорхнувшими птичками уверенности. А простыми разговорами и обычными делами обыденность стягивает нас в себя. И я скатываюсь в комфортную яму обыкновенности. Простое опускает с высот духа. Героя можно победить без боя. Просто откладывая бой.

И притупляется сонливостью боль утраты и стыда. Пустосердечное принятие пытается вытеснить все чувства безоценочной усталостью.

И я ухожу спать.

А хотела всю ночь молиться.

Ставлю, правда, будильник. Но на два времени – вдруг мне всё-таки можно поспать подольше? Прошу, конечно: Дух Святой, разбуди, когда нужно.

Дух Святой разбудил. За минуту до прихода сына с работы и за 20 минут до будильника.

Голова гудит высоковольтными проводами. А глаза слипаются сном. И пустота обыкновенности внутри. Святой Дух разбудил, но не наполнил.

***

В доме свет. Сын хлюпает шейкером. Взбивает протеин. Стараюсь не уснуть. Пытаюсь читать Библию. Мелкий шрифт расплывается. Откладываю телефон. Решаю поспать до второго будильника. И такая я обыкновенная!.. Вспоминаю, как не раз просила: Господи, не дай мне скатиться в обыкновенность!

Тёплая постель, рядом муж, сын возится на кухне. Так всё мило и уютно! Ну не стало котёночка, бывает… И сразу боль до тошноты, как только пытаюсь это сбросить, вжимает в постель призывом пожалеть себя. Состояние – как с перепоя. У меня бывает так от недосыпа.

Тянусь к мобильному включить прославление. Вижу среди ютубовских обложек две «приличных» – портрет Виталия Ефремочкина и ниже – Билли Грэма. Выбираю Билли – пусть наорёт на меня сурово! Но он не орёт. Вместо этого разные люди спокойными голосами рассказывают свои страшные истории, стучат в мою замурованную кабинку, пытаются пробить стену, где цемент – сонное равнодушие, смешанное со страхом сомнения: «Не искушай Господа Бога своего…» Господи, можно ли? Есть ли на это воля Твоя?..

Но я же не ритуал поднятия зомби планирую! И всё-таки?..

Сын щёлкает выключателем. Возвращает спящую ночь. О, этот влажный холод израильских зимних ночей!

Натягиваю свой влажно-противный домашний костюм. Сверху – толстый шерстяной свитер мужа. Такой же пропитанный сыростью. Дрожу и иду на кухню. Беру с собой фонарь.

В комнате котёнка открыто окно. И воздух ночи. И свет уличных огней. И гул редких машин. И крик петухов. Хайфа. Адар. Бурьяны в мой рост во дворе за окном. И в самом углу, где-то там, под пластмассовой красной плетёной кухонной корзинкой, маленькая могилка. Муж вчера показал. Попросила. Предложила сходить вдвоём в сад за лимонами. Провести меня к дереву по непроходимым зарослям – надо ж так вымахать за месяц нашего отсутствия!

– Покажи, чтобы вдруг не наступила…

– Ты не наступишь…

Мои хорошие мальчики – позаботились об этом. Как грустно.

Вот. Написала вам. Сидя на не застеленном диванчике котёнка. На голом, солнцем прожаренном днём во дворе матрасе и там же проветренной электропростыни. Всё приготовила вчера, прибрала дом, как перед прибытием новорождённого младенца из роддома.

Фонарь во лбу. Может, селфи? Где мой мобильный? Ещё Грэма не дослушала. Я, кстати, собираюсь на видео всё записать. Для доказательства. Фонарь взяла. Перчатки. Вот только чем копать? Забыла подготовить заранее.

Я всегда избегала похорон. И на котёнка мёртвого не посмотрела. Трусость? А считаю себя воином. Бывают воины трусы? Бывают конечно. Вот только я, скорее, эгоист. Это не страх, а капризное желание комфорта.

Что это будет, Господи? Я не молюсь Тебе, а пишу. У меня ещё есть время….

А за окном кричат петухи. Деревня в городе. Досмотрю Грэма.

Господи! Мне так нравится эта ночь! Мне так нравится эта надежда! И даже какая-то спокойная уверенность. При всей чувствительности момента.

Четыре пятьдесят утра. Становится холодно. От окна сильно тянет. Включить электропростынь? Себе, как для котёнка. Сижу на его диване. Чувствую, будто он живой. И сразу начинаю реветь.

Я выкопаю его и?.. Только опишу всё или принесу домой живого? Господи, как Ты положишь сделать?

Вчера всё было таким логичным и правильным! Может, надо было делать сразу? Пока были откровение и вера!

А сейчас – растерянность, страх и сомнение. Можно ли?

Нет, я не боюсь выкопать, не боюсь молиться, не боюсь, что не получится! Я боюсь, что этого делать