Марш энтузиастов [Марина Закс] (fb2) читать постранично, страница - 28

трое .... на влажном от моросящего дождя старшем в семье мужчине.... Немая сцена.

И первые слова настоящего курсанта: «Демьяновна, утюг!». Но няню, вытирающую глаза хвостиком белого платочка, с толку не собъешь.

– Чо раскомандовался!? Стол накрыт, руки мыть и за стол! Одежду тебе отцову приготовила, а твою посушим, сама поглажу. Пошевеливайся, – оглаживала глазами любимца Татьянушка.

Левка с восторгом смотрел на старшего брата, но пока молчал. Он слышал о нем постоянно и много, давно не видел и совсем не помнил. Он боялся, что старший брат затмит его во всем, и одновременно радовался, что брат действительно существует, и гордился им. Разговаривали почти до глубокой ночи, делились друг с другом радостными и горькими воспоминаниями. Лева уже давно сопел на раскладушке, а Виктор все никак не мог пристроиться на родительском диване в большой комнате, крутился сам, прокручивал в голове предвоенные картинки событий, когда отец был жив. Уснул под утро. А утром увидел отутюженную форменку и брюки, вычищенные Левкой до блеска флотские ботинки, белоснежный чехол на бескозырке, унюхал запах кофе и чуть не заплакал. Яйца подали на завтрак в красных подставочках «ещё из Америки», сыр, масло, тосты со специальной «американской» сковороды – тостера с металлической сеточкой чуть выше днища, на которую укладывали ломтики нарезанного батона. В училище их сытно кормили, но такого домашнего стола Виктор не видел с детства, с «до войны».

– Мать твоя расстаралась, паек получила царский, – разулыбалась Демьяновна.

– Не царский, а кремлёвский, – встрял Лев.

А мама только просияла глазами навстречу поцелую сына.

– У тебя увольнительная надолго? – спросила.

– Мамуль, надо ребят встретить, зайдут на чаек, можно? А потом мы к Петьке, класс встречается.

– Ну да-ну да, конечно.

Вошедшие в квартиру познакомиться Витины «орлы-молодцы» полностью заполнили собой кухню. Оба высоченные, красивые, смешливые – Левка смотрел на них из коридора, открыв рот. Он никогда бы не хотел надолго уезжать из дома и жить в казарме или общежитии, ему хватило круглосуточного детского сада в Челябинске, но восторг от этих ярких молодых мужчин остался в нем надолго.

Макс

Интересный мужчина лет пятидесяти с волосами цвета «перец с солью» и грустными глазами сидел в небольшом баре рядом с кинотеатром в районе 37 улицы на Манхеттене. Он заказал «Виски Сауэр» и кофе. Из музыкального автомата тихо лился бархатный завораживающий бас Пола Робсона. После войны его начали слушать не только в Гарлеме.

Увиденное только что на экране выбило Матвея из состояния относительного покоя, которого удалось добиться ценой невероятных усилий. Показывали документальную кинохронику, прибытие пятнадцати тысяч солдат из Европы на лайнере «Куин Мэри». Где-то в самом конце, после кадров ликующих Нью-Йорка и Сан-Диего, для сравнения показали черно-белые кадры московского парада победы. Мельком Жуков на белом коне, когорты фронтов, белые морские фуражки и следом яркий, прерывающий дыхание, момент у Мавзолея – поверженные немецкие штандарты. Подумал: «Сталин – прекрасный продюсер, умеет добиться эффекта».

Как страшный сон он вспомнил свою дорогу в Штаты. Из Свердловска в Красноярск, затем Якутск, Уэлькаль и, наконец, дома! Дома ли?!! Дом там, где семья, которая ждала, которая оплакала его живого как мёртвого, его дом в той стране, которая не стала родной и обошлась с ним сурово, даже подло. Отняла у него самое дороге для любого человека – детей и жену.

Почти три года прошло с тех пор, как он высадился на аэродроме в Фэрнбексе, где расположена советская миссия по приёмке самолётов. Полгода восстанавливал американский паспорт и работал в миссии переводчиком, следующие два – в Первом национальном банке Анкориджа и теперь по указанному плану следовал дальше. Через Нью-Йорк, конечно. Все пути ведут сюда, в лучший город земли, где он был так счастлив! Остановился в недорогой гостинице и отправился по следам их с Татьяной жизни. Но мыслимо ли вспоминать эту жизнь не только без главной героини, но и без Лео, без Бекки, увидеть которых ему категорически «не рекомендовали».

«Племянницы уже взрослые барышни, интересно, чем они занимаются…». Да и город изменился, вырос, местами одряхлел за прошедшие двадцать лет, местами был непривычно ярким как старая кокотка, завлекающая молодых и голодных.

Он даже не знал, успел ли старший брат вернуться в Штаты из Германии или погиб ещё до начала второй мировой, в лагере, вместе со всей своей семьёй? «Надо покопаться в телефонной книге, если повезёт, и брат вернулся, его можно будет вызвонить». Ещё в Москве они с Татьяной оплакали польскую родню, но про судьбу Варшавского гетто подробнее он узнал здесь, оставалась надежда, что хотя бы американская их ветвь сохранилась. Через витрину грустно рассматривал прохожих, спешащих по осеннему городу по своим делам. Как будто и не было войны, солнце – молодёжь – улыбки.

Он ничего не знал и о своих. Собранная им в