Пряная соль на губах [Rimma Snou] (fb2) читать постранично, страница - 4

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

за панорамным окном.


Глава 1

Месяц назад

Слава

Жизнь человеческая замерла бы на одной точке, если бы юность не мечтала, и зерна многих великих идей созрели незримо в радужной оболочке юношеских утопий.

Константин Ушинский


Солнышко припекает, птички чирикают, а я, девица неземной красоты и преисполненная вселенской радости, легко шагаю домой. Экзаменационные баллы поражают даже меня, зубрилку и заучку, но теперь шанс вырваться из маленького городка обрастает реалиями. Конец августа. Я готовилась все лето, чтобы в последний момент поданные в столичный вуз документы дополнить результатами ЕГЭ, которые я зубрила до «умри» последние три месяца, почти не выходя из дома. Хоть и без медали закончила школу, а планы у меня венценосные, как у той бедной лягушечки, которая пытается задушить аиста, уже торча в его горле. Я и Москва – совместимы ли? Мечтать – одно, а приехать и выжить – совсем другое. Понимаю это, хоть и хочу просто скакать от радости. Ну, немножко можно побыть просто девчонкой, а не заучкой?!

– Кто у нас тут пилит, сверкая короной? – язвит Мишка, одноклассник-раздолбай, то ли ухаживающий за мной, то ли пытающийся побить рекорд «кто больше наговорит гадостей». Он оглядывает меня с ног до головы, будто я его коллекционная машинка, которую протерли от пыли.

Такие уж они, пацаны, умищем не выросли, чтобы выразить свои мысли четко, зато эмоции прут через край. Скорее, гормоны, заключаю, глядя на Мишку. Высокий, долговязый, со следами утреннего «неудачного» бритья. «Обе ноги левые!» – хочется добавить, но я предпочитаю молчать. Он вовсе мне не симпатичен, так к чему пустые разговоры? Не особо приятно его обижать игнором, но иначе мне лень возиться, расшаркиваясь в объяснениях, что я и слышать не хочу про отношения в своем захолустье. Мой город, Любим, так и не стал мне любимым, потому что я задыхаюсь от его провинциальной косности. В Ярославле, областном центре, бывает легче, там по крайней мере есть многоэтажки, музеи, огромные дороги и эстакады. Почти как в столице, а вот попасть я мечтаю именно в Москву. И вовсе не рекламные ролики по телевидению и Останкинская башня манят меня туда, а восприятие, мышление, масштабность всех и вся. Здесь в Любиме, я представляю собой отличную кандидатку в местного библиотекаря или учителя младших классов. А как же мечта? Я так хочу увидеть мир дальше своей области, хоть и не самой захолустной.

«Слезам не верит» и прочие предостережения не волнуют меня от слова совсем, потому что о неземной любви я сильно не думаю. Она, конечно, где-то есть, но раз лично мне не встретилась, то вроде бы и нет. Истинная любовь похожа на привидение – многие о ней говорят, но мало кто ее видел! – верно подметил Ларошфуко. Образование, карьера, возможности – вот, что манит, а отличное знание английского и истории открывает двери в столичные вузы с факультетами туризма. Я мечтаю заниматься путевками, гостиницами, путешествиями и увидеть весь мир сама! В восемнадцать лет эта мечта кажется самой привлекательной, наивной, но такой… настоящей! Мечта же!

Странно немного, что я такая вся из себя выросла с тетушкой, рано оставшись без родителей. Но что же мне теперь, сидеть в застенках до старости? Как и мама, я вижу окружающий мир легче, чем другие. Стакан скорее наполовину полон, нежели наполовину пуст…

– Корона мне не давит! Счастливо оставаться! – бросаю Мишке, вышагивая к подъезду в стареньких босоножках.

Мой родной обшарпанный подъезд! Наконец-то я попрощаюсь с тобой, чтобы наслаждаться новой столичной жизнью. Открываю квартиру, довольная собой, и сразу же иду к тете Наде, которая, наверняка, ждет моего возвращения.

– Ну? – откладывает она тесто, отряхивая ладони от муки.

Ее добрые глаза кажутся крохотными из-за толстых линз стареньких очков, зато она умеет искренне улыбаться, совсем как мама, только намного реже.

– Та-дам! – развожу руками в широком жесте, сияя, как вся Останкинская башня в новогоднюю ночь. – Еду покорять столицу! – пританцовываю на месте, не в силах удержаться.

– Господи…Молодец-то какая! Славочка! – она обнимает меня сердобольно, причитая. – Ох, мать бы с отцом не нарадовались!

– Брось, теть Надь, не плачь только! Я слишком радостная! – обнимаю ее приземистую полноватую фигуру, крепко прижимая.

И действительно. Мне плакать не с чего. Мама, да, умерла в мои десять, а отец – что был, что не был. Где-то пил, да и пропал. Не помню его совсем, но говорят, что поначалу маму бил. Зато тетя Надя рядом. Вырастила как родную за неимением своих детей, и ни разу ничем не попрекнула, хоть и характер у меня… не самый нежный, так скажем. Упертые люди, они все такие. И тараканы у них особенные, целеустремленные.

– Ты не зазнавайся там! – грозит она пальцем, – Место знай свое! Выучись сначала, дочка. Путевые мужики с дурочками не связываются, кого поумнее ищут!

– Боже… Ну, ладно уж меня воспитывать-то так!

– А чего ладно? Вон, Тамарка…

– Знаю, теть Надь, с коляской теперь одна ходит. – качаю головой,