Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
увядший лист и сжала его в ладони. Заискрило. Посчитав до трех, я разжала кулак и сдула с ладони горстку пепла.
– Отлично, – он одобрительно кивнул и велел: – Наблюдай. Дай мне минут пять-десять, и тогда смотри, не светись раньше времени. Удачи… нам, – и вдруг наклонился, чмокнул меня в щеку.
Я снова вспыхнула. А Егор обернулся на пороге и уточнил:
– А какое оно, нужное тебе зелье?
– Красное. Как кровь.
Сосед кивнул и постучался. Я едва успела скрыться за углом, как скрипнула дверь, и радостный бас «профессора» прорезал ночную тишину:
– Ох ты, какими судьбами, дружок? Один пришел? А девушку-красавицу не видал по дороге? Такую светленькую, волосы пушистые, глазки синие, Юстинкой звать. Нет?
– От неё и пришел, – сдал меня Егор с потрохами. – Доброй ночи, Федор Платонович. Сном не угостите? А Юся не смогла добраться – сорвалась домой, не отпускает её. Завтра будет снова пробовать.
– А ты с ней рядом живешь? – в голосе продавца зазвучало восхищенное уважение. – Силён, раз дошёл и нашёл… Заходи, Егорка, угощу!
Притаившись за углом, я считала. Раз по шестьдесят, два по шестьдесят, три… Из окна во двор полилось синее мерцание – сосед решил вспомнить прошлое. Я выдержанно досчитала до шестисот, прибавила на всякий случай ещё шестьдесят пять и отправилась подглядывать. Чуть-чуть приоткрыла ставень, посмотрела в окно и замерла. Проклятый «профессор» не просто заимствовал образы, он воровал чужие сны!
Сосед спал, вытянувшись на диване, что-то недовольно бурчал себе под нос, дергал левой ногой, а над ним клубились мерцающие синие силуэты. Мелькнула тонкая девичья фигурка, пронеслась стремительно машина, какой-то мужик в кимоно присел на корточки и вдруг мутировал в крупного лохматого пса. А рядом, у изголовья, стоял продавец и ловил образы шестигранной пробиркой. И каждый сон каплей стекал по стенке, наполняя пузырек, и с каждым потерянным сном все явственнее дергался спящий. И дышал всё тяжелее, и бледнел, и дергался. И каждый следующий сон-образ был светлее предыдущего, терял очертания и таял, стекая чернильной каплей по бутылочному стеклу.
А продавец улыбался. Душевно, по-доброму, приговаривая «терпи, хороший мой…». А на косых стенах лучилось насколько портретов, в одном из которых – висящем напротив окна – я узнала первую хрестоматийную старушку. Она слабо мерцала багрянцем, и по ее щекам катились рубиновые слезы, собираясь в ручейки и стекая в деревянный поддон рамы.
Я разожгла в ладони искры, но сделать ничего не успела. Костлявая рука ухватила меня за плечо, и знакомый сиплый голос прокаркал:
– Стой, не дури. Нельзя из сна вырывать, распадется душа. Он сам должен проснуться. Или… мы немного поможем. Давай. Зови его. И молись. И я помолюсь.
И Викешка, перекрестившись, забормотал «Отче наш…». А я, будучи Фомой неверующей, послушно звала Егора мысленно, чуть шевеля губами. А внутри все обмирало от страха. Это бабулькины сны продавец пил по чуть-чуть, наверно, потому что издалека. А сейчас, коли жертва сама пришла…
– Егор! – окликнула я чуть громче, и в этот же момент дед торжественно добавил «Аминь!», и… получилось.
Сосед сел, как зомби, уставился слепо в окно. «Профессор», не будь дурак, насторожился и проследил за его взглядом. Мы, разумеется, присели, но поздно.
– Викентий! – от радостной благожелательности продавца снов не осталось и следа. – Так это ты девку отвел и сон отличный сломал! Ах ты, паскуда гнилая!
– Пали! – шепнул Викешка.
Продавец метнулся к окну, но далеко не убежал, пойманной мышью забившись в борцовском захвате. Егор едва стоял на ногах, смотрел слепо в никуда, но тощего колдуна-афериста держал крепко.
– Юсь! – крикнул хрипло. – Давай!
– Давай же, – заторопил дед. – Не бойся грех на душу брать, не человек он, не человек! Нечисть поганая! Очищающее пламя да молитва – и домой, в ад его! Гори, девочка! – завопил безумно. – Гори!
И я вспыхнула. Осень стояла сухая, и старый деревянный дом враз занялся, как хворост. Викешка крестился и читал молитву за молитвой, продавец бился в крепких руках и визжал, а сосед… сиял. И его мертвая сила больно била по глазам фарами дальнего света.
В новомодном комплексе, почуяв дым, забегали. Резко загорались, одно за другим, окна, кто-то что-то кричал, во дворе залаяли собаки, вдалеке завыла пожарная сирена. Тот, кого называли Федором Платонычем, обмяк, будто лившись чувств, а огонь жадно лизал стены, вцепился в крышу, чадил едким черным дымом.
– Назад!.. – дед перекрестился и схватил меня за плечо. – Живо-живо, не то за собой утащит!
– А Егор? – возмутилась я. – Егор, выходи! Мы здесь!
Он не видел. Отшвырнул неподвижное тело к горящей стене и, спотыкаясь и шаря руками вокруг себя, пошел на мой голос, а я орала, срываясь и не затыкаясь ни на секунду. И когда за его спиной шевельнулась расплывчатая тень, едва не перешла от страха на ультразвук:
– Егор, бего-о-ом!..
Сосед вывалился из стены огня, и я обхватила его за талию, оттаскивая от дома. А перед объятой огнем фигурой
Последние комментарии
3 часов 26 минут назад
13 часов 46 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 11 часов назад