Учитель французского языка [Элизабет Гаскелл] (fb2) читать постранично, страница - 11

ней в разговор, – словом, встреча наша была скучна и неудачна.

– О, мой роман! мои ожидания! Еще раньше половины вечера я готова была бы отдать все мои воздушные замки за десять минут приятного разговора. – Не смейся надо мной: сегодня я не могу переносить твой смех.

Так говорила моя подруга, прощаясь со мной. Я не видала ее два дня. На третий день она приехала ко мне вне себя от радости.

– Наконец, ты можешь поздравить меня. Дело кончилось; хотя и не так романтично, как я ожидала, – но тем лучше.

– Что ты хочешь сказать? сказала я. – Неужели мосьё де-Фе сделал предложение Сузанне?

– О, нет, не он! предложение сделал его друг, мосьё де-Фрез, то есть не сделал еще и он, а только говорил, и не говорил, пожалуй, но спрашивал мосьё де-Фэ – намерен ли он жениться на Сузетте, и, получив от него отрицательный ответ, мосьё де-Фрез сказал, что приедет к нам и будет просит нашего содействия, чтобы ближе познакомиться с Сузанной, которая очаровала его своей наружностью, своим голосом, своим молчанием, – словом сказать, всем, всем. Мы устроили это так, что он будет её провожатым в Англию, тем более, что ему нужно было ехать туда по своим делам; а что касается до Сюэетты (она об этом еще ровно ничего не знает), она только заботится о том, как бы скорее воротиться домой, – для неё все равно, с кем бы ни ехать, лишь бы мы отпустили. Вдобавок, мосьё де-Фрез живет в пяти шагах от замка Шалабр, следовательно, Сюзетта будет любоваться поместьем своих предков когда ей угодно.

Когда я приехала проститься с Сузанной, она, казалось, ничего не знала и была спокойна, как и всегда. В уме её не было идеи, что в нее может кто-нибудь влюбиться. Она считала мосьё де-Фрез чем-то в роде скучной и неизбежной принадлежности дороги. В моих глазах, он многого не обещал; но все же это был приятный мужчина, и мои друзья отзывались о нем с отличной стороны.

Через три месяца я переехала на зиму в Рим. Через четыре – я услышала о замужестве Сузанны Шалабр. Признаюсь, я никогда не могла понять быстрого перехода от холодного и учтивого равнодушие, с которым Сузанна смотрела на своего спутника, к чувству любви, которое она должна была питать к человеку, прежде, чем могла назвать его мужем. Я написала моему старому учителю французского языка письмо, в котором поздравляла его с замужеством дочери. Прошло еще несколько месяцев, и я получила ответ следующего содержания:

«Милый друг, милая ученица, милое дитя любимых мною родителей. Я теперь уже дряхлый восьмидесяти-летний старик; – я стою на краю могилы. Не могу писать многого; но хочу, чтоб моя рука сообщила вам мое желание увидеться с вами в доме Ами и её мужа. Они просят вас приехать и посмотреть место рождения их старого отца, пока еще он жив и сам может показать вам комнаты. B замке Шалабр я занимаю ту самую комнату, которая была моею в дни моего детства, и в которую каждый вечер приходила моя мать благословить меня. Сузанна живет вблизи нас. Всемогущий Бог благословил моих детей, Бертрана де-Фреза и Альфонса де-Фэ, как он благословлял меня втечание всей моей продолжительной жизни. Я вспоминаю о вашем отце и вашей матери, и, полагаю, вы не рассердитесь, если скажу, что во время обедни всегда прошу нашего священника о поминовения их душ.»

Мое сердце могло объяснить мне вполне содержание этого письмо, даже и в таком случае, если б к нему не было приложено хорошенького письмеца Ами и её мужа. Она извещала меня, каким образом мосьё де-Фэ приехал на свадьбу своего друга, увидел младшую сестру Сузанны и в ней увидел свою невесту. Нежная, любящая Ами скорее могла понравиться ему, чем серьёзная и величественная Сузанна. Маленькая Ани повелительно распоряжалась в замке Шалабр, – чему много способствовало расположение мужа исполнять все её прихоти, – между тем, как Сузанна держала себя серьёзно и, считая повиновение мужу главным условием супружеского счастья, облекала это повиновение во что-то торжественное, великолепное. Впрочем, обе они были добрыми женами, добрыми дочерями.

Еще прошлым летом вы могли бы видеть старого, очень старого господина, в сереньком пальто, с белыми цветочками в петлице (сорванными хорошеньким внуком); вы бы увидели, с каким удовольствием показывал он пожилой леди сады и окрестности замка Шалабр, переходя с ней от одного места к другому тихими и слабыми шагами.

– Здесь! сказал он мне: – на самом этом месте, я прощался с матерью, в-первые отправляясь в полк. Я нетерпеливо ждал минуты моего отправления, – я сел на коня…. отъехал, вон до того большего каштана, и, оглянувшись назад, я увидел печальное лицо матери. Я соскочил с лошади, бросил груму поводья, и побежал назад еще раз обнять мою добрую мать.

– Мой храбрый сын! сказала она: – родной мой, мой ненаглядный! Будь верен Богу и государю!

– С той минуты я не видел ее больше, но я ее скоро увижу; и, кажется, могу сказать, что я был верен и Богу и государю!

И действительно, вскоре после этого он увиделся с ней и, вероятно, рассказал ей все.