Память [Алиса Дерикер] (fb2) читать постранично, страница - 2

не было и этого. Меня охватила паника, и от этого опять закружило и затошнило.

Я нашёл способ бороться с тошнотой. В этот момент сбивалось дыхание, и я дышал часто и поверхностно. Я обнаружил, что нужно дышать как можно глубже, медленно и ритмично. От этого тошнота отступала быстрее. И я дышал. Лежал и дышал, и чувствовал, что медсестра не соврала, жажда прошла и язык больше не присыхал к нёбу. По венам разливалось блаженство из капельницы.

Это было странно: я помнил слова и знал их значение, например, слово "блаженство", но они не имели образов. Впервые ощутив эту сладость от того, как отступает изнуряющая жажда и уменьшается тошнота, я начал ассоциировать слово "блаженство" с капельницей.

К примеру, я знал слово "машина" и даже был уверен, что водил, но не видел ни себя внутри автомобиля, ни какой-то конкретной машины вообще: ни модель, ни марка, ни даже цвет – ничего. Я знал, что за окном поют птицы, но не мог сказать какие. При этом я помнил слова "ворона", "синица", "воробьи", но не соотносил их с определенными звуками. Я даже сомневался, увидь я птицу, смогу ли сказать, как именно она называется? Я помнил, что моих родителей зовут Люда и Николай, но я не помнил ни их лиц, ни фамилии, ни отчеств.

Я остался человеком без прошлого, будто кто-то стёр все мои предыдущие достижения, оставив меня в беспомощности и бессмысленности настоящего момента, а, не имея прошлого, я стал человеком без будущего. Никогда не задумывался (хотя, как я могу теперь это утверждать?), что прошлое так много значит для человека. Теперь я лежал на белой простыне, и не имел ни близких, ни родных, ни воспоминаний. Я был совершенно один, эта пропасть в моей памяти отрезала меня от реального мира. Я мог бы вспомнить других людей, но в отсутствие памяти, я был абсолютно одинок.

Когда капельница кончилась, медсестра появилась опять. Я узнал её по шагам, хотя и не открывал глаз по двум причинам: на это требовалось слишком много сил, и я боялся, что она спросит меня обо мне, а я ничего не помню. Она молча убрала капельницу, и я почувствовал что-то холодное, что она подложила прямо под меня. Через некоторое время, когда я ощутил сигналы от мочевого пузыря, я понял, что это судно.

Я много спал. Сон был наилучшим средством против тошноты и позволял мне не думать о чёрной дыре своих воспоминаний. Мне удалось припомнить как я, очевидно, ещё совсем маленький, возможно, едва научившийся передвигаться самостоятельно, бегу по траве. Я бегу к маме, но не вижу ничего, кроме её ног. Добегаю, и утыкаюсь в её юбку. Это было абсолютно бесполезное воспоминание, но оно давало мне надежду, что, возможно, память вернется.

Открыв глаза я перво-наперво осмотрел свои руки. Я ничего не знал о себе, кроме того, что я мужчина. Я почувствовал это как-то инстинктивно, глядя на огромную грудь вчерашней медсестры, вот и всё. Я не знал ни своего возраста, ни рода занятий, ни семейного положения.

Я поднес ладони к лицу, но в правой руке что-то резко укололо. Я аккуратно осмотрел её, скосив глаза, и понял, что в вену у меня пластырем вклеен катетер. Слово всплыло как-то само собой, я знал, что это "катетер", но не видел его за пластырем. Это может показаться смешным, я знал, что в вене у меня катетер, но, не видя его, понятия не имел как он должен выглядеть. Катетер объяснял, почему вчера я не почувствовал укола. Пришлось осматривать преимущественно левую ладонь.

У меня были руки взрослого человека со вздутыми венами, треснувшем ногтём на одном из пальцев, на безымянном пальце правой руки было тесное кольцо, оно жало мне, и я это чувствовал. Руки были очень твёрдые, шершавые и мозолистые, я провел ладонью левой руки по щеке, щека была небритая. Тогда я провел ладонью по шее и почувствовал, какая она сухая и натруженная. Судя по рукам, мне было лет сорок или больше, я был женат, и я был человеком физического труда, я работал руками.

Тут же в голове вспыхнуло воспоминание: весь мокрый от пота, я налегаю на рубанок, вокруг запах свежего дерева. Это воспоминание наполнило меня восторгом. Я был плотником! Память начала возвращаться. К копилке ассоциаций добавился запах дерева. Это поистине блаженство – знать кто ты.

Когда появилась медсестра, уже другая, тоще и старше, я не закрывал глаза, я помнил кто я, хоть и не помнил своего имени, но уже мог с уверенностью ответить ей. Она быстренько померила мне давление и, как и другая, ловко воткнула в меня капельницу, и мне пришло в голову сравнение с электрическим прибором, например, с телевизором на длинном шнуре, вилку которого вставляешь в розетку, чтобы он работал. Я обрадовался, потому что в голове возникла картинка, образ, ассоциирующийся со словом "телевизор", я помнил, как он выглядит; знал, что это за прибор; и это меня обнадёживало.

Медсестра сказала, что мне ещё нельзя вставать (да я бы и не стал, слишком часто накатывала тошнота) и что скоро меня посетит доктор. Она назвала его по имени, или сказала его фамилию, но я не запомнил.

– Владимир Николаевич? – я не услышал, как вошёл доктор, капельница ещё