Про власть и кость. Мысли бывшего запутинца [Сергей Александрович Менжерицкий] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

управленческим классом, составляющим касту т.н. "новой аристократии". Как следствие, внутри страны возникает специфическая "зона сверхкомфорта" для избранных, всё сильнее обособляющаяся от реальности.



Этап третий, катастрофический.



Процветание и безопасность "зоны сверхкомфорта" правящего класса становятся главными приоритетами государственной политики. Вертикаль власти, перенацеленная исключительно на обслуживание собственных интересов, утрачивает способность к решению по-настоящему государственных, общенациональных задач. Монополизм и вседозволенность верхов разнуздывают их самые низменные инстинкты, главный из которых – инстинкт безудержного захвата и присвоения материальных благ. Кастовая "зона сверхкомфорта", подобно раковой опухоли, разрастается и поглощает всё больше ресурсов – при этом накапливая всё больше проблем, которые, в свою очередь, расширяют зону неблагополучия обычных граждан. Количество накопившихся проблем и дисбалансов однажды переходит в качество. Кредит доверия власти обнуляется, она подвергается всё более жёстким критическим атакам. Система политического монополизма, замкнутая сама на себя, неизбежно идёт вразнос, создавая множественные очаги дестабилизации и в конечном итоге вновь обрушивая государство.



Ещё конкретней.



Российское дворянство, созданное Петром Первым как военизированное служивое сословие для быстрой модернизации страны, уже к концу 18 века превратилось в рабовладельческую касту, освобождённую от обязательной службы, уплаты налогов и каких-либо обязанностей вообще. На защите её исключительных прав и привилегий стояла вся мощь имперского государства, включая полицию, спецслужбы ("Тайная экспедиция") и полумиллионную армию, беспощадно подавлявшую народные бунты и восстания. При Екатерине Второй, окончательно отпустившей дворян "на вольные хлеба", выяснилось, что на службе государству состоял лишь каждый седьмой из них, а остальные предпочитали праздную и расточительную жизнь за счёт крепостнической ренты и займов из казны под залог "крестьянских душ и имения". Большинство их помыслов не шли дальше обустройства комфортного быта в своих поместьях и в столицах империи – Санкт-Петербурге и Москве, а также развлечений на курортах Западной Европы. Недвижимость, предметы роскоши и прочие атрибуты дворянской "зоны сверхкомфорта" – вот те приоритеты, которыми они жили вплоть катастрофы 1917 года. Ещё при Николае I в государственном Дворянском банке, созданном исключительно для финансового спасения разоряющейся аристократии, оказалось заложено свыше двух третей всех дворянских поместий, а совокупный долг помещиков перед казной был равен двум (!) годовым бюджетам страны. Как замечал маркиз де Кюстин, посетивший Россию в 1839 году, "русский император является не только первым дворянином своего государства, но и первым кредитором своего дворянства…" По мнению Сергея Витте, министра финансов и затем премьер-министра Российской империи до 1906 года, "большинство наших дворян представляет собой кучку дегенератов, которые кроме своих личных интересов и удовлетворения личных похотей ничего не признают, а потому и направляют все усилия на получение милостей за счёт народных денег, взыскиваемых с обедневшего русского народа для государственного блага… В течение более чем десятилетнего моего управления финансами я очень мало мог сделать для экономического благосостояния народа, ибо не только не встречал сочувствия в правящих сферах, а, напротив, встречал противодействие…" Главным источником удовлетворения непомерных аппетитов дворян, составлявших 1,5 процента населения страны и владевших 3/4 всех её богатств, были податные сословия: крестьяне, мещане, цеховые ремесленники, рабочие и т.д. При этом единственным обоснованием всё более тяжкого налогового бремени были апелляции дворянской власти к "божественной природе" самодержавия, исключающей всякий контроль общества за его действиями и решениями. В царя как "помазанника божия" и его опорное сословие, безраздельно владевших страной, можно было только "свято верить", причём даже малейшее сомнение в их исключительных правах жестоко преследовалось и приравнивалось к мятежу и государственной измене. "Вы дали вовлечь себя в заблуждение и обман изменниками и врагами нашей Родины. Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить. Но мятежною толпой заявлять Мне о своих нуждах – преступно!…" – возмущался Николай II сразу же после расстрела его войсками мирного шествия рабочих 9 января 1905 года, в результате которого погибли около 200 человек, включая женщин и детей. Для устрашения "мятежников" и бессудных расправ над ними власть создавала ультрарадикальные "национал-патриотические" организации вроде черносотенных "Русской монархической партии", "Союза Михаила Архангела", "Союза Русского народа" и т.п., в которых, по словам того же Сергея Витте, царь и его ближайшее окружение "искали спасения от