История города К. [Александр Горбунов] (fb2) читать постранично, страница - 81

голосистый, победил на конкурсе за явным преимуществом. Нокаутом, так сказать.

Подобие будущего памятника, сделанное из папье-маше, было выставлено в одном из конференц-залов. В сопровождении многочисленных свит оценить его прибыли (строго по очереди) Нудеев и Ухов. Оба походили вокруг и около, поковыряли пальцем верхний слой материала и сказали по паре слов для прессы. Пресса трепетно внимала правящему тандему. Бухвостов, подозрительно напоминавший Медного всадника, вздыбив коня, указывал рукой туда, где будет заложен острог. Взор его был ужасен. Наиболее зоркие наблюдатели подметили, что средневековый воевода лицом похож на современного губернатора, только усы имел пышнее и, кроме них, бороду.

Параллельно с увековечиванием образа воеводы Бухвостова в историю должна была войти (или вплыть) первая петровская галера под названием «Не лезь, убьёт!» Её точную копию для пущей наглядности решили изготовить втрое больше оригинала и водрузить на гранитный постамент у берега бывшей реки. Когда общественность случайно узнала, во сколько миллионов обойдётся макет героического судна, краеведы, и не только они, содрогнулись. Подрядчик, взявшийся создать галеру, каким-то чудесным образом объявился вообще без конкурса, даже формального. И, в отличие от Крикунова, сего столичного дизайнера не знала ни одна живая душа.

Условный юбилей, тем не менее, прошел без происшествий. Наверное, в тысячный раз за период правления губернатора Нудеева были перекрыты дороги в аэропорт, и постовые в белых рубашках стояли на каждом углу. Чиновники свято хранили тайну, однако людская молва определила безошибочно: ждали Национального Лидера. Самые ярые челобитчики переписывали набело свои челобитные и готовы были пасть ниц перед головной машиной кортежа. К тому же, по загадочной причине на полчаса было задержано торжественное открытие памятника воеводе Бухвостову. Приглашенные переминались с ноги на ногу, строили версии и посматривали на небо…

Национальный Лидер не прибыл. Вечером его показали по телевизору вместе со сталеварами то ли Удмуртии, то ли Хакасии, а потом в компании с Первым Лицом. Большой тандем прогуливался по аллеям без галстуков, чему-то улыбаясь, а лететь в Крыжовинск никто, похоже, и не думал. Рейтинг Елисея Васильевича вяло шевельнулся и… остался на прежней отметке. По городу поползли слухи о том, что Нудеевым на самом верху недовольны. Кто-то сказал, а незрелые граждане подхватили, будто губернатора ждет место посла в Камбодже или Лаосе.

Очень неприятно и даже горько сделалось Елисею Васильевичу и супруге. К счастью, внимание политизированной общественности быстро захватило другое событие. В планах суверенной и демократической власти в России значилась церемония с большим символическим значением. Дорогие россияне должны были явиться к урнам и выразить поддержку понятно кому. По привычке, еще не изжитой, это нехитрое действие именовалось выборами в Государственную Думу. У губернатора Нудеева появился новый шанс доказать и Национальному Лидеру, и Первому Лицу свою абсолютную незаменимость и высочайшую эффективность.

Вся крыжовинская вертикаль без понуканий знала свой маневр. Все исполнители пообещали устроить образцовый смотр строя и песни – вернее, боевой готовности умереть за партию. Всех получателей бюджетных средств предупредили, что уволят их без выходного пособия, если процент голосов, поданных понятно за кого, будет недостаточно высок. ДУРС только и знал, что славил и славил, строча пресс-релизы, и от перенапряжения творческих сил у нескольких его работников случились припадки…

Вечно молодой Коля Ухов и его «Любимый город» также безоговорочно подтвердили свои союзнические обязательства. Штабы уверенно обозревали театр военных действий, и натасканные агитаторы били копытами. Ну а в селах и деревеньках беседы с избирателями были еще короче городских. «Смотри, бабка, не проголосуешь за кого надо, угля на зиму не дам», – говорил партийный директор бывшего совхоза «Заветы Ильича», ныне акционерного общества «Капитал-Гарант». И прибавлял для пущей убедительности: «А помрёшь – на кладбище не похороним».

Проверенная многими кампаниями коллективная бабка в целом не подвела. Отдельно взятые бабки усердно писали заявления о желании выразить волю на дому, и к ним с переносными урнами, тоже проверенными, спешили через сугробы надежные люди, отфильтрованные директорами. Когда появились первые цифры, стало ясно, правда, что с домашним волеизъявлением эффективные менеджеры переборщили. Добрая половина сознательных селян попала вдруг в число неходячих или сраженных внезапной хворью. Данный курьез впоследствии не прошел даже мимо иностранной прессы, вечно пишущей плохо о России.

Своя, крыжовинская пресса, ещё с вечера построенная ДУРСом, ждала итогов голосования в людской – то есть, особо оборудованном помещении у задней проходной. Место для подхода и кормления официальными новостями было огорожено фанерной