Я ухожу, Варя [Алиса Носикова] (fb2) читать постранично, страница - 3

испугался, что весь разрыв был только сном. В таком случае я бы сильно расстроился и сделал все с точностью так же, как вчера утром. Я также проснулся бы, также подошел к ней и, увернувшись от объятий, сказал бы: «Я ухожу, Варя». Однако, услышав ее дрожащий и беспрестанно прерывающийся рыданиями голос, я понял, что простился с ней на самом деле. Она плакала в трубку, просила меня объяснить, что не так: что не так с ней, с нашей жизнью, со мной. Я молчал. Я ничего не говорил. Я не пытался ее успокоить. И только когда она перестала плакать и закончила свой монолог, я произнес два слова: «Так надо». Вполне ожидаемо за моим коротким ответом подоспел вопрос: «Кому, Женя, кому надо?». Я сказал, что не знаю. Она бросила трубку, но в ту секунду я был уверен, что она перезвонит. Так и случилось. Через полчаса я снова увидел ее фотографию на экране телефона. Быть может странно, но на контакт Вари я поставил ее детскую фотографию. С той самой новогодней вечеринки. Ее подруга, ранее упомянутая мною Катя, принесла в тот вечер в школу настоящий дорогой цифровой фотоаппарат. Из-за этого чуда техники, Катя, чья фамилия, кстати, Белозерова, стала королевой «бала». Все, кому не лень, подходили к девочке и самыми разными способами пытались заполучить хоть ненадолго невиданный аппарат. Точнее, видели его, конечно, все и до дискотеки, однако дома имели единицы. В нашей школе учились дети бедных родителей. Район, в котором я жил, был далек от центра города, до восемнадцати лет я ни разу не побывал на Дворцовой площади, в Эрмитаже, ни разу не гулял по Невскому проспекту. Я боялся выходить на улицу после восьми часов вечера, меня пугало всё: от большого и страшного дуба, который рос прямо около входа в мою парадную, до выброшенных кем-то из окна старых детских игрушек. Они были грязные, порванные, они были одинокие.

Мне было пять лет, когда мы переехали в Ржевку. До этого у нас была большая и светлая квартира в Приморском районе. У нас были деньги, у нас было все. Мой отец, Краснов Владимир Дмитриевич, был успешным и востребованным хирургом, его уважали, к нему обращались. У него всегда было много работы. Наверное, поэтому я не видел его дома. Я не помню его лицо, не помню его руки, я даже не могу воспроизвести в своей голове его голос. Я не знаю, каким он был человеком, что он любил и как познакомился с моей мамой. Я только знаю, как он умирал. А умирал он дважды: сначала морально, потом физически.

Он никогда не ошибался, он напоминал робота, который всегда выполнял свою работу идеально. Но он не был машиной. Он был человеком. К моему огромному сожалению, «человеком» не с большой буквы.

11 сентября 1990 года – последний день «нашей нормальной и счастливой жизни, сынок». Так говорила моя мать, Краснова Людмила Викторовна. В этот день в Центральную городскую больницу на скорой помощи привезли мать с ребенком, девочкой трех лет. Это было поистине страшное зрелище. Это был тот самый случай, когда от ужаса хочется кричать, бежать, не оглядываясь, когда боль за другого человека настолько сильна, что кажется, будто тебе в сердце вонзают кусок стекла. Вонзают медленно, долго, и от этого твои мучения становятся еще невыносимее. Да, именно так чувствовали себя медсестры и врачи больницы. Я уверен, что многие из них до сих пор помнят тот день. Многим он еще долго, а может, и всю жизнь будет сниться в кошмарах.

Двери скорой помощи отворились, и персонал больницы, заранее предупрежденный о «крайне тяжелом случае», увидел следующую картину: на носилках лежала девушка лет двадцати пяти, очень бледная, красивая, с тонкими чертами лица. Точнее, так можно было сказать, если бы лицо ее не было изуродовано и окровавлено до последней степени. Нетронутыми остались только глаза. Они были открыты, и они были пусты. Огромные голубые глаза ничего не выражали, кроме дикого ужаса и абсолютной безнадежности. Пальто этой девушки также было в крови, рукава были изорваны, в некоторых местах прилипли куски грязи. Обуви не было вовсе. Ее волосы, когда-то бывшие светлыми и густыми, теперь стали темно-коричневыми, спутанными и редкими. Она была в шаге от смерти, и никто не мог отрицать этого. На себе девушка держала маленькую девочку. Миловидную и очень грустную. Она была мертва. Она скончалась еще на месте аварии, но мать не соглашалась ехать без нее, она мало что понимала, но на любые призывы выпустить из рук ребенка начинала кричать и махать руками из стороны в сторону.

Их сбила машина, водитель которой заснул за рулем. Банальная до ужаса авария, сломавшая не одну жизнь. Привезенные оказались женой и дочерью известного тогда прокурора, Аркадия Васильевича Городного. Он был настоящим профессионалом своего дела, а также авторитетом в криминальных кругах. Его боялись, презирали и уважали одновременно.

Несмотря на попытки моего отца и проведенную операцию, девушка по имени Елизавета умерла. Отец боролся за ее жизнь двенадцать часов, он сделал все как надо и практически спас жертву аварии от смерти, но в последний момент ошибся. Он просто ошибся.