Исповедь мага [Юлия Евгеньевна Рахальская] (fb2) читать постранично, страница - 3

ослепли. Ты счастливец, по сравнению с теми, кого заставляли двигать сломанными конечностями. Инквизиторы ломали мне руки, и в течение трех суток не давали ни спать, ни есть, требуя, чтобы я шевелил переломанными обрубками, вытанцовывая перед ними словно шут, пока они играли в кости, пили вино и играли на лютне, распевая похабные песни. Ты просто не ценишь то, что у тебя уже было!

Паренек вскочил на ноги и ударил старика кулаком в лицо. Старая кость хрустнула, Язавед громко захрипел и сплюнул кровь. За дверью послышался шум, и в камеру ворвались два надзирателя. Маркус закричал и попытался забиться в угол камеры, но крепкие мужчины схватили его за руки и потащили. Он голосил на все казематы, словно в него втыкают раскаленные иглы!

Язавед тяжело поднялся. Пока он был без сознания, ошейник передавил ему горло, и он начал задыхаться. Несколько секунд могли превратиться в вечную свободу, но старик пришел в себя и сел обратно на прогнившую солому. Остатком руки он попытался поправить оприциновый ошейник, который впился в язвы, от чего они лопнуть, брызнув гноем и кровью. Он понял, что Маркус сломал ему скулу, чувствовал, как кость провалилась внутрь, и левая часть лица залилась таким привычным и знакомым теплом, пронизанным болью. Он попытался дотронуться до перелома, но не успел. Дверь снова открылась, пролив режущий глаза свет и снова с грохотом и скрежетом закрылась, ознаменовав это гулким щелчком засова.

Маркус завалился на пол, распугав копошившихся там крыс. Он стонал и тяжело дышал. Язавед не злился на паренька, только хотел помочь ему подняться, но и этого не мог сделать. В его голове пронеслась мимолетная мысль:

– Жизнь так и проходит, ты или сам встаешь на ноги, или валяешься среди крысиного дерьма без сил.

Парень смог привстать и сесть на колени, оперившись руками о покрытую слизью, мокрую солому.

– Что они сделали с тобой? – спросил старик. Сломанная скула связала его рот и язык, звуки вылетали тяжело и глухо, заставляя губы нервно дрожать от боли.

Маркус медленно поднял голову, и старик, привыкший к темноте, увидел, что парню выткнули глаза.

– За что? – дрожащим голосом спросил парень.

– Ты создавал шум. Ты не равный им. То, что ты, скрываемый собственным отцом от ордена, прожил столько лет, не значит, что ты человек, как они. Для них, Макус, ты всего лишь богопротивный маг. Еретик, животное, которое вредит здоровому обществу. То, что они лишили тебя глаз – всего на всего забава, они так развлекаются.

– За что…

– Я тоже задавался этим вопросом, когда меня пытали. Когда я кричал, они покрыли мое тело порезами, и отпускали в отходную яму. Я тонул, захлебываясь зловонной жижей и кричал еще сильнее. Помню, как тело разрывало от боли, каждый порез впитывал весь смрад этой ямы. Они хотели, чтобы я умирал медленно и очень болезненно.

– Заткнись, умоляю тебя… – простонал Маркус. Он так и не поднялся, только лег на бок и продолжил тяжело дышать.

– Ты сам спросил меня о том, как я жил эти годы.

– Я ошибся. Я не хочу слушать весь этот бред, который ты несешь!

– Маркус, это не бред, не мерзкие рассказы больного старика – это жизнь, которую я прожил в вечном гуле каменных казематов. Это то, как люди высшего сорта относятся к мусору, который имел право появиться на свет. Как те, у кого есть право на жизнь, превращают жизнь бесправных в вечные мучения.

– Скажи, Язавед, если, ты всю жизнь бился в застенках, откуда ты вообще решил, что есть другая жизнь?! – Маркус снова повысил голос, который дрожал от боли. – Ты просто должен считать, что это нормально!

– А я не считаю – резко оборвал парнишку старик. – Жизнь была благосклонна ко мне, и я сидел в казематах с другими магами, слушал их рассказы и представлял иную жизнь. Я научился читать. Одна колдунья, которую поймали инквизиторы, научила меня. Ей разрешили взять с собой книгу, поскольку она содействовала поимке опасной группы колдунов, в которой и состояла. В той книге черным по белому было написано о том, что счастливый мир был создан во благо людям.

– Людям! Ты думаешь, там везде птички поют и вино реками течет? – шипя спросил Маркус у старика.

– Я не могу знать, что находится за пределами инквизиторских пыток и каменных стен. Но книга была прекрасна. Я перечитывал ее сотни, а то и тысячи раз, пока это не увидел один из надзирателей. Тогда он отобрал ее, разорвал и скормил мне. Он заставлял жрать меня бумагу в прикуску с землей и соломой… – глаза старика снова остекленели. – Они не кормили меня две недели. Я зачитывался страницами о райских кущах, праведном и справедливом Арто, а они увидели это. Они переломали мне несколько ребер, пока пинали, скормили книгу, но самое ужасное – это было четыре десятка гниющих крыс. Они заставляли меня жрать и их. Меня выворачивало, они пинали меня, до потери сознания, я падал в собственную рвоту,