На прорыв [Алина Леонидовна Тай Алтай-87, altai87] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

рычага, управляющие блокировкой гусениц для более крутого поворота (об этой особенности полугусеничного бронетранспортёра мне память подсказала) – тоже понятно. Только вот кнопка “массы” для запитывания электроцепи от аккумулятора сразу на глаза не попалась. Но искал её тоже недолго.[2]

Гораздо больше напрягает то, что руль постоянно пытается вырваться из рук и приходится напрягаться, чтобы удержать вредный агрегат на дороге. А у меня и так ранение правой руки, из-за чего переключать передачи и дёргать рычаги – сущее мучение.

Как ни пытаюсь бравировать, а состояние организма всё хуже и хуже. Долго ли протяну на одной силе воли? Одному бодаться с превосходящими силами врага – дохлый номер. Ведь я ранен не только в руку. И потеря крови мне здоровья точно не прибавила. Силы тают, а конца-края этому затянувшемуся путешествию к своим пока и не видно.

Да и уехать недалеко успел: ночь вступила в свои права и видимость упала почти до нуля. Пришлось зажечь фары. Точнее, фару, так как была она только одна (вторая не работала), да и та прикрыта кожухом, сквозь который пробивалась узкая полоска света, реально не освещавшая практически ничего. Пару раз чуть не съехав в кювет, я разозлился и чуть было не снял кожух. Но, хорошенько подумав, от нездоровой идеи отказался: транспорт без светомаскировки, во-первых, станет очень хорошей мишенью. А, во-вторых, у тех же фрицев вызовет подозрения. То есть, быстренько проскочить сквозь вражеские посты никак не получится. Пришлось удвоить внимание. Но даже так периодически терял дорожное полотно из виду. Так что измучился – жуть.

– Эй, фриц, – окликнул я притихшего пленного, – а куда вы направлялись?

– Ф сторону Парффинно, – не стал отпираться немец, – По этой торога немного ехать осталось.

– И что там будет? Ещё два взвода твоих камрадов?

– Ньет. Товарный станций. Покруска-раскруска. Польшая станций. Мноко-мноко зольдат унд официрен.

– Чёрт! – от злости я чересчур резко вдарил по тормозам, отчего бедный “Ганомаг” заглох, – Придурок, ты что, раньше не мог сказать?

– Фройляйн найн спрашивать. Лойтнант Лепке найн говорьить.

– Ты что, тупой? – вызверился я на фрица, – Если бы мы сейчас нарвались на твоих камрадов – тебя бы первого грохнула. Тебе что, жить надоело?

– Найн, фройляйн, найн. Я не тумал, что ви путете тута ехайт.

– Сказки мне не рассказывай, – сплюнул я в сердцах, – Думал он. Индюк тоже думал, да в суп попал.

Вот ведь гавнюк, явно специально промолчал. Выскочил бы я сейчас на станцию, где торчит дохренища фрицев – и ага. Как говорится, поминай, как звали. И дорог тут лишних в объезд что-то никак не наблюдается. В одну сторону – станция, в обратную – стопудово какой-нибудь ещё населённый пункт, в котором немчуры как грязи. Снова в лес – опять по колено, по пояс в снегу. Далеко ли уйду? “Ганомаг” по снежной целине тоже недалеко уедет. И что делать?

Как назло, в голове настолько пусто, аж звон идёт. Мыслей вообще никаких. А что в таких случаях русские делают? Рассчитывают на свой любимый “авось”.

Из дальнейшего общения с фрицем, выяснил, что искать их пока особо не будут: задержка на дороге вполне укладывалась в среднестатистическую погрешность. Да и рации у них всё равно нет – сообщить командованию о задержке никак не получится.

Услышав об этом, я с подозрением уставился на немчика:

– А тебе не кажется, что ты слегка заврался, паря? – прищурил я левый глаз, – В Вашей колонне должно было быть как минимум две рации – в танке и на “Ганомаге”. На “Ганомаге” рации не нашла – видимо, сняли по какой-то надобности. А из панцера антенна точно торчала. Так что ваше руководство при отсутствии доклада могло что-то заподозрить.

– Найн, найн, фройляйн Ольга, – залопотал перепуганный лейтенант, – Der Radiosender am Tank funktioniert nicht. Wir gingen nach Parfino, um die Ausrüstung zu reparieren und nachzufüllen. М-м… Радиостанций нихт рапотать. Ми ехайт на станций Парф-фино – репарирен унд польючить новий крус… г-руз.

– Знаешь что, лейтенант Лепке, – выдернув из ножен штык-нож, я недвусмысленно помахал лезвием перед глазами собеседника, – сейчас я тебе поверю. Но не дай Бог тебе меня обмануть – долго не проживёшь. Ваш чёртов вермахт и камрады эсэсовцы уже такого на нашей земле натворили – и ваши правнуки с нами за эти злодеяния не смогут расплатиться. Так что имей в виду – одно лишнее движение – и я выпущу тебе кишки вот этим самым ножичком. Компрене-ву?

– Я, я, натюрлих…

Не знаю, что там в моих глазах увидел этот напыщенный индюк, но правый глаз у него отчего-то задёргался.

– Значит так, – штык-нож перекочевал на штатное место и я, наконец, сподобился заправить так мешавшую мне прядь волос в складки шали, – увидишь своих камрадов на посту – скажешь, что едем на станцию. По какой-такой надобности – сам придумаешь. Не мне тебя учить. Скажешь что-нибудь не то или дёрнешься – убью. Мне, видишь ли, терять нечего. Так что если встанет вопрос о моей жизни – тебя с собой на тот свет