Убивая время [Алина Краснич] (fb2) читать постранично, страница - 16

присыпал его следы, стерев их так, словно раньше и не было. А, может, и действительно не было.

Эпизод 9: Волшебник Оз

Краски липли к холсту, как жирные мухи. Генри утер лоб ладонью, размазав по нему синюю кляксу. Долгие подтеки остались на щеках и носу. Генри это не волновало, его полностью поглотила работа.

Он не спал дня три или больше. Не знал, сколько времени прошло. Время скомкалось, свернулось в бесконечную струну. Оно остановилось. Для Генри существовало только сейчас, в которое он занимался портретом.

Портрет выходил отвратительно. Шляпа все норовила сползти вбок, а узкие глаза дурашливо щурились, как Генри ни пытался их раскрыть. Портрет словно бы знал что-то, что было неизвестно самому Генри, и надежно это скрывал. Хотел, чтобы Генри догадался. А Генри безуспешно бился над предложенной загадкой и пытался уловить ее суть, смешивая краски и в очередной раз ломая холст.

Несчетное количество раз он начинал заново. Каждый раз все было не то.

– Кто ты?.. Говори со мной. Дай мне услышать тебя.

Фаланги пальцев проехались по холсту, коснувшись прямых плеч. Генри глубоко вдохнул и закрыл глаза. Перед его внутренним взором раскинулось бескрайнее небо, уходящее синевой до самого горизонта. Высокое, прекрасное. Генри представлял себя одинокой птицей, нырявшей в облака. Под ним расстилалась земля. Он видел свое прошлое, настоящее, будущее – все сразу. Он комкал их в одну-единственную эмоцию и переносил ее на холст, как мог.

Все слилось в этом образе. Таинственный человек хотел улыбаться, углы его жестких губ постоянно поднимались вверх. Портрет будто насмехался над тщетными усилиями. Это бесило.

В отчаянье схватившись за голову, Генри преодолел расстояние от стены до стены, запнувшись о прошлые попытки. Десятки их стояли, наваленные у дверей и стен, с них всех смотрели сардонически узкие глаза. Их взгляд преследовал Генри повсюду. Засыпая, он думал о нем. Во сне он видел его, горящий над яркой улыбкой, а по утрам долго не мог прийти в себя.

– Вдохновение?.. Нет, они не понимают. Это настоящая мука.

Генри привык говорить сам с собой. Он не знал, кто посылает ему образы, да и знать не хотел. Но избавиться от них он не мог. Они застревали в его голове так прочно, так сильно, что Генри впивался в кожу до крови, пытаясь выцарапать особо страшные картины – а такими они оборачивались частенько. Тщетно. Они оставались с ним, пока не получали свое отражение на холсте. Лишь тогда словно освобожденные души они прощались, застывая навечно памятником мыслей Генри. И покидали его ненадолго, пока не приходили новые.

– Сон, явь… Разве имеет это значение, когда ты живешь в двух мирах одновременно?

Частенько Генри думал, что он сумасшедший. Он давно не видел белого света. Весь его мир сосредоточился в рабочей комнате. Обеспокоенные, время от времени старые родители приносили ему еду. Только Генри не мог отвлечься. Будто не в своем уме он продолжал занятия, он чувствовал, что обязан сделать больше. Он пытался передать то, что не покидало его. Он должен был рассказать, но не знал, как.

– Я великий? Или я отверженный? Должен ли я видеть это?

В мучении Генри выдавливал краски на палитру и пытался подобрать то землистый цвет кожи, то темно-коричневую матовость твида. Он работал без отдыха, осознавая, что это лучшая картина за весь его век.

– Имя… Тебе нужно имя. Как тебя зовут?

Портрет только иронически молчал. В каждой его морщинке угадывалось желание посмеяться над непутевым художником, какой не мог справиться с собственным существом. Как же он раздражал Генри! Генри его ненавидел!.. Только оборвать работу не мог. Словно зачарованный, он продолжал. Кисть медленно выводила черты, после уверенно рассекала скулы. Тени селились под широкими полами шляпы и собирались в морщинках у глаз. Спускались к едко искривленным губам. Наконец, появились и крупные, как у лошади, зубы с слегка выступающими резцами. Ровные, плоские, они довершали картину, создавали ее неповторимый шарм.

Ступив назад, Генри поднял кисточку и прищурил правый глаз, сверив пропорции. Один из зубов оказался слишком выдвинут вперед, пришлось его поправить, добавив скол.

– Неужели все?

Генри не верил собственным глазам. Портрет смотрел на него, чуть прищурившись, будто настоящий живой человек стоял напротив. Нужно было это обдумать, взглянуть на свежую голову, но Генри был для этого слишком возбужден. Одновременно на его плечи опустилась бесконечная усталость.

Рассеянно подхватив кружку с остывшим кофе, Генри отхлебнул и поморщился – кисло и пахло краской. Странно. Он ведь почти перестал замечать запах, слишком часто работал в душном помещении. Нестерпимо захотелось открыть окно.

Размашисто Генри подошел к подоконнику, но побоялся, что свежий воздух повредит краски. Обернувшись, он вдруг застыл, как вкопанный: портрет смотрел на него.

Не показалось, не могло. Генри потратил сотни часов на эти глаза, он в точности знал, куда направлен взгляд, скрывавшийся за тяжелыми