Альма [Леонид Анатольевич Сергеев] (fb2) читать постранично, страница - 6

подкармливали. И милиционеры его любили. «Он нам помогает выявлять пьяных, — говорили. — Как учует пьяного, тихонько гавкнет». Когда прохожие отогнали охранника, пёс ещё был жив, пытался подняться, но лапы не держали, и он падал на бок. Ветеринарам не удалось спасти собаку, и свидетели происшествия были уверены: охранника посадят хотя бы на год, но суд вынес всего лишь предупреждение.

Но иногда бывает и по-другому. Зимой в мороз бездомные собаки спят в вестибюлях метро. Их пускают погреться… Однажды я был свидетелем, как в вагоне метро на сиденье спал пёс. Весь замызганный, в шрамах. Был час пик, в вагоне полно народа, но никто не прогнал его. Люди стояли над ним, сочувственно улыбались. «Измучился мотаться по городу бедный», — сказала одна женщина.

Рассуждая обо всём этом, я вдруг заметил впереди дорожную пробку — несколько машин стояли впритык друг к другу. Остановившись за ними, я пошёл узнать, в чём дело. Оказалось, какой-то безумный водитель грузовика, перевозивший ящики с пивом, слишком разогнался и не справился с управлением — его машина перевернулась, перегородив проезжую часть. А весь пивной груз вывалился на асфальт — сотня метров была усыпана битым стеклом, в котором играли солнечные блики.

— Убыток-то какой! Какой убыток! — растерянно бормотал шофёр грузовика.

Чуть в стороне стояли водители и пассажиры легковушек, их к месту аварии не подпускал инспектор дорожно-постовой службы — проще говоря, «гаишник». Размахивая жезлом, он строго покрикивал:

— Проезд закрыт!.. Наберитесь терпения!.. Приедет кран, поднимет грузовик… Приедет уборочная машина, очистит полотно…

Я подошёл к инспектору, объяснил, что у меня в машине раненая собака и ей срочно нужна операция.

— Всё понял, не надо лишних слов. Значит так: вон там есть просёлок, сделаете петлю, но в Истру попадёте, — он показал на кусты, меж которых петляла просёлочная дорога.

По этому объездному просёлку, подпрыгивая на ухабах, мы миновали кустарник, затем осиновый перелесок и въехали в смешанный лес со множеством луж на дороге. В лесу пришлось покрутиться — дорога постоянно вытворяла крутые зигзаги, по кузову хлестали ветки деревьев, но, к счастью, на дороге не было завалов и лужи оказались нетопкими. Короче, через час мы въехали в Истру.

Глава восьмая Доброе сердце и золотые руки Алексея Неведова. Я становлюсь ассистентом хирурга

С угрюмой покорностью Альма вошла вслед за мной в ветеринарную лечебницу. Она чувствовала, что ей предстоит серьёзная операция, но полностью доверяла мне, знала — я ничего плохого ей не сделаю.

В приёмной за столом пожилая женщина что-то записывала в журнал; увидев Альму, покачала головой:

— Подождите минутку, сейчас врач Алексей Неведов освободится.

Вскоре из комнаты с надписью «Операционная» вышла девчонка с кошкой на руках. За ней показался светловолосый парень в белом халате.

— Вот, Алексей, тебе тяжёлая больная, — сказала ему женщина, кивнув на Альму.

— Кто ж это её так? — обратился Алексей ко мне.

— Какие-то негодяи. Может, собаколовы, может, хотели сшить шапку, ведь у неё красивая рыжая шерсть, — дальше я коротко рассказал о нелёгкой судьбе Альмы.

— Да, барышня красивая, — вздохнул Алексей и, осмотрев Альму, добавил: — Такое впечатление, что её не только душили, но и били чем попало, что было под рукой. Ладно, попробуем зашить, но вы должны мне помочь, хорошо?

Не раздумывая, я согласился.

Алексей сделал Альме укол, а мне сказал:

— Как только наркоз начнёт действовать, положите её на стол и разведите марганцовку, — он показал на раковину, где стояла трёхлитровая банка и пузырёк с кристаллическим порошком.

Когда Альма уснула, Алексей стал выстригать шерсть вокруг её раны, а я смывал шерстинки марганцовкой.

— Лейте больше, не жалейте марганцовки, — то и дело повторял Алексей.

Потом он через каждые два-три сантиметра сшивал края раны, а я обрезал нитки и завязывал их узлами. Как ни странно, всё это я проделывал довольно спокойно и умело, меня даже похвалил Алексей.

За свою жизнь я насмотрелся всякого и не раз перевязывал раны, делал уколы и прочес. К тому же, когда речь идёт о жизни и смерти, у нас появляются недюжинные силы и отвага, и мы делаем то, что в обычной обстановке никогда бы не сделали.

Самым сложным местом оказалась глубокая рана на горле Альмы. Там Алексей вначале сшивал подкожную ткань, сшивал тонкой жилкой, а мне пояснял:

— Эта жилка называется кетгут, она внутри рассасывается. Сейчас ещё стянем кожу двумя швами и между ними вставим резиновую трубочку — катетер, на случай воспаления.

Операция закончилась. Можно сказать, мы заново пришили Альме голову. Конечно, это преувеличение, но внешне всё именно так и выглядело. Я нарочно подробно рассказал об операции, поскольку она была первой по своей сложности в моей жизни.