Избранное [Борис Сергеевич Гусев] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

рассвета» выходила на многих языках народов СССР, издавалась в Венгрии, Болгарии, Польше.

В повести «Сережин круг», посвященной событиям войны и блокады, мы встречаемся с мечтающим о подвиге шестнадцатилетним ефрейтором Сережей. Критик, доктор наук Д. Аль, разобрав предшествующие документальные вещи автора, утверждает, что в «Сережином круге» документалист полностью уступил место писателю-художнику. Автор же считает «Сережин круг» самым документальным своим произведением, где он сохранил все имена однополчан и блокадников подлинными, кроме имени главного героя. Автобиографичность этой повести не оставляет сомнения. Эта автобиографичность неожиданно проступает и в повести «След». В Гатчинском районе Ленинградской области стоит обелиск в честь героев этой повести: Вали Олешко, Лены Микеровой, Вали Гусаровой, Михаила Лебедева, Дуни Фадеевой, Николая Букина, Тони Петровой. О том, кто вел поиск этих имен, мы узнаем из надписи на памятнике: «Здесь похоронены герои документальной повести Б. Гусева».

Повесть «Открытие» написана на материале сугубо мирном. Она о проблемах морали и нравственности. Портрет современного «делового» человека — основное в повести. Прекрасно выписан образ Феди Атаринова — этакого обаятельного бездельника, рыцаря равнодушия, потребителя по существу своему. Рядом с ним другой персонаж — Хрусталев, человек честный, открытый. Мальчишкой блокадной ленинградской поры попал он в армию и потому меряет сегодняшнюю жизнь и людей теми военными мерками.

Повесть «Ночь в Ясной Поляне» посвящена уходу Льва Толстого из Ясной Поляны и последним одиннадцати дням его жизни. Но ретроспективно перед нами проходит вся жизнь гения. Автор пытается по-своему осмыслить образ Толстого, отмечает общечеловечность мыслей и чувств, созданных им героев. Мы узнаем, как относился автор к Толстому в тот или иной период своей жизни. Как он удивился, прочитав уже после войны «Войну и мир» и узнав о переживаниях Николая Ростова. Ведь у него в войну были такие же переживания и страхи, вплоть до моления Николеньки спасти его «ради мамы». И в честолюбивых мечтах Андрея Болконского автор тоже узнает себя…

Я давно слежу за работой Бориса Гусева. Следил когда-то за ним — журналистом, теперь слежу за ним — прозаиком. И признаюсь, ощущаю во всех прозаических вещах автора одного главного и любимого им персонажа. В одном случае это Сережа, в другом — Хрусталев, но всегда это современник автора, принявший на свои плечи тяжкое бремя войны. Вовсе не хочу сказать, что этот любимый персонаж и автор — одно лицо. Важно сказать о другом — книги Бориса Гусева о людях его поколения.

Читатель явно тяготеет в последнее время к документалистике. Не будем вдаваться в анализ, почему это происходит. Сам я с наслаждением читаю мемуары военачальников и, с легкой руки К. М. Симонова, рядовых участников войны, за ними пошел интерес не только к мемуарам минувшей войны, а и к мемуарам вообще — порой о жизни давным-давно прошедшей. К слову, этот интерес был и много раньше, в мои детские, довоенные, тридцатые годы, когда не только наши родители, а и мы, мальчишки и девчонки, с восторгом читали блистательные книги академика Е. В. Тарле «Континентальная блокада», «Наполеон», «Жерминаль и прериаль», «Крымская война».

И все же документалистика и проза — разные вещи.

Просто документалистика еще не проза.

Но хорошая документальная проза — это прекрасно.

Именно к такому роду литературы отношу я прозу Бориса Гусева, в которой сила документальности и художественности слиты воедино.

В заключение мне хочется назвать книги Бориса Гусева, которые я не упомянул, но которые, думается, важны для понимания творчества этого близкого моему сердцу писателя: «Тот караван ушел», «От кольца до кольца», «Люди, которых я знаю», «Ось жизни», «Имя на камне».


С. Баруздин

ЗА ТРИ ЧАСА ДО РАССВЕТА Роман

Посвящается дочерям Наташе и Кате

Часть первая ОДНА СУДЬБА — ВОЕВАТЬ

Глава I «ХРАНИТЬ ВЕЧНО»

Лес. Ночь. У землянки сидят люди — семь мужчин и одна девушка. Они не зажигают костра. Курят, прикрывая самокрутки рукой. Один из мужчин ранен и лежит на носилках, сделанных из ветвей ивы. Он первым нарушает молчание:

— Что ж, будем говорить как товарищи. Давайте другой вариант!

Все молчат.

— Я жду…

Снова молчание.

— Значит, второго варианта не существует. Его действительно нет. Принимается первый. Есть возражения?

Молчание.

— Если так, буду спрашивать поименно. Виктор!

Один из сидящих быстро встает:

— Слушаю!

— Жду ответа.

— Не знаю… Пусть говорят другие.

— Это товарищеский разговор?! Следующий! Кто там, не вижу. Алеша, ты?

— Я…

— Приказ слышал?

Пауза.

— Товарищ командир, так вы и сами сказали —