Точка невозврата. Из трилогии «И калитку открыли…» [Михаил Ильич Хесин] (fb2) читать постранично, страница - 3

Ильин, чтобы отвлечь заявителя, спросил его о роде занятий.

– Да какой уж там род занятий – пенсионер я, военный пенсионер. Четыре года как на пенсии, – взяв себя в руки, но все еще всхлипывая, ответил заявитель.

– Вот как? – удивился опер. – А я думал, что вы всю жизнь физическим трудом занимались, глядя на вас – атлета.

– Да какой уж теперь… атлет, – повторил Фрольцов. – Это раньше, по молодости. Гиревик я… был. С юности занимался. Победы были. Призы получал. Все… было. А сейчас нет ничего…

– Служили где? – продолжал задавать вопросы не по теме Ильин.

– Служил? В штабе округа служил, начальником ревизионной группы в службе тыла… Был… Подполковником ушел на пенсию.

Фрольцов рассказывал и даже немного оживился, стал с интересом смотреть на Ильина, который, казалось, слушал невнимательно и вроде рассеянно искал что-то в ящиках стола, перебирал бумаги на столе, раскладывал их так, потом по-другому, но при этом все время задавал Фрольцову вопросы, не имевшие прямого отношения к теме визита. В результате Фрольцов рассказал, что до его увольнения из армии на пенсию жили они с женой очень хорошо. Детей у них, правда, не было – так случилось, что сделали они одну глупость в свое время, – вот и не смогла его Антонина больше иметь детей. А глупость тогда эту сделали потому, что не хотели, чтобы сразу дети пошли, вот думали, когда деньжат поднакопят… Деньги появились, а дети – нет… Перевели его на службу в Ригу, в округ – сначала квартиру снимали. А потом, когда деньжат наконец поднакопили, то купили домик в Юрмале, но не у моря, а где подешевле – со стороны реки, в Пумпури. Да практически на берегу. Вот домом и занимались. Жена нигде не работала – забот и так хватало. Должность позволяла прилично зарабатывать, ну, к тому же и ревизии в частях, сами понимаете: ни со стройматериалами, да и вообще ни с чем проблем не было, чего уж скрывать.

Когда Фрольцов стал рассказывать о своей прошлой жизни, отвечая на вопросы Ильина, то делал это медленно, разбивая каждое предложение на несколько слов, произносимых вместе, потом шумный вдох, выдох и опять несколько слов и снова вдох-выдох-вдох, чтобы вытолкнуть следующие несколько слов. Фрольцову не очень-то хотелось рассказывать о своей жизни, но дотошный опер все спрашивал и спрашивал.

– А вышли на пенсию – и все изменилось… – не то спросил, не то просто продолжил рассказ заявителя Ильин.

– Да! Все изменилось… Денег стало сильно меньше… Скандалов стало больше. Ведь вы же посмотрели у вас там в картотеках, наверняка.

– Не без этого, – не моргнув глазом, соврал Ильин и добавил: – Но знаете, ведь картотеки – это просто информация. И интерпретировать ее можно как угодно, поэтому хотелось бы услышать рассказ из первых уст.

Фрольцов опять внимательно посмотрел на опера и безразлично проронил, что рассказывать ничего не будет, что только вчера вышел из больницы и дома дел по хозяйству невпроворот. А поэтому пора бы и приступить к оформлению протокола, а о проблемах в его жизни он достаточно наговорился уже с медперсоналом психбольницы. Видно было, что Фрольцов действительно взял себя в руки и стал даже раздражаться. Ильин поспешил его успокоить и подтвердил его правоту о необходимости заполнения протокола. Поднялся и стал собирать различные бумаги в папку. Когда папка была сложена, спросил у продолжавшего сидеть Фрольцова:

– Что же вы сидите, поехали.

– Куда поехали? – удивился Фрольцов и заметно было, что уже почти вернувшееся к нему самообладание вновь готово его покинуть вместе с остатками терпения к странностям Ильина.

– Так к вам домой. Там все и напишем и осмотрим дом, вещи жены посмотрим, чтобы узнать, во что она была одета, когда исчезла, да и мало ли что еще увидим.

Фрольцов, явно, был очень удивлен и даже раздражен, но только пожал плечами.

Ильин, к радости водителя закрепленной за уголовным розыском «Латвии», выпросил у начальника и машину, и водителя и дал команду «на выдвижение» к дому Фрольцова. Оперу нравилось полушутя использовать выражение «выдвигаемся», а не обычное «поехали», так как первый глагол, по его мнению, знаменовал начало более ответственного процесса. «Поехали» можно сказать и гражданскому таксисту, а в розыске все были при погонах.

Дом действительно стоял у реки. В Пумпури. Это был типичный небольшой одноэтажный домик, обшитый крашеной вагонкой с характерной юрмальской полукруглой фаской. Как и большинство его архитектурных собратьев, стоял он на кирпичном, с выбоинами и трещинами, фундаменте. При доме – примерно три сотки земли с некошенной еще в этом году травой и уложенными от калитки до входа бетонными плитками. Комнат было три: гостиная, одна спальня и гостевая. Да плюс еще и веранда, захламленная каким-то старьем. В кухне газовая плита с баллонным газом и редкий по тем временам, явно импортный набор кухонной мебели. Убранство и мебель кухни и комнат очевидно свидетельствовали о былой принадлежности к категории дефицитной,