Числа [Алексей Григорьевич Киндеев] (fb2) читать постранично, страница - 9

выполнить вашей просьбы. Я умею штопать рваные раны, но штопать человеческие души я не способен. Мальчишку сломали. Все, что для него можно сделать, это отправить его в психиатрическую лечебницу, в Германию. У него психологическая травма. Я вынужден буду настаивать на том, чтобы этого человека отозвали с передовой.

- Дьявольщина! Вы тоже туда же! Если я каждого сопляка рядового буду отправлять в тыл, то сколько людей останется на передовой, в моем батальоне?!

Клауз глубоко вздохнул и задумчиво произнес:

- Вы человек военный. И как всякий военный человек, в период военных действий, вы обязаны принимать во внимание неизбежные людские потери, как на фронте, так и в тылу. И чем дольше протянется эта война, тем больше будет людских потерь.

Фон Тихсен поджал губы; в глубине души он не мог не согласиться, что Клауз прав.

- Однако, всевышний не оставляет нам выбора, - продолжал Клауз, - кроме как идти до конца, к намеченной Гитлером цели, зная, что каждый шаг к этой цели оплачен нами, немцами, десятками тысяч убитых людей и сотнями тысяч покалеченных душ. Пока еще наши потери не столь ощутимы, но люди уже устали. Сейчас каждый из нас, кроме боев за Новоселье, ведет свой собственный бой местного значения. Цена победы в этом бою - право оставаться человеком. Можно даже сказать, что сохранение духовности. Очень многие проигравшие этот бой, решающий в нашей жизни, эту духовность теряют. Кто-то из этих людей приобретает взамен ее идеологические предрассудки, кто-то гаснет как уголек в печи, а кто-то просто ломается, как сухой стебелек под порывом сильного ветра. Эта война забирает наши души... Душу этого молодого человека война забрала там, в Новоселье... В том городе он умер. Нет, не так умер, как другие. Духовно умер, понимаете, фон Тихсен?

Клауз оборвал себя на полуслове, почувствовав жжение в своих пальцах от истлевающей сигареты, про которую он давно уже забыл, но которую все еще сжимал в руке. Горько усмехнувшись, он подошел к столу и бросил окурок в пепельницу. Потом заговорил вновь:

- Маркиз де Сад говорил когда-то, чужая боль действует на нас сильнее, чем наслаждение. Чужая боль заставляет человеческое существо сладостно вибрировать. Ну что же... Может быть, он был и прав, этот маркиз. Я же могу добавить к этим словам только то, что иногда чужая боль сводит людей с ума. Японцы, если, конечно, это правда, сажают своих солдат на какие-то лекарственные препараты, отчего те становятся невосприимчивыми к эмоциональным потрясениям. А ведь то люди, в большинстве своем, преданные кодексу чести, не склонные к сентиментальности. Азиаты. В Рейхе, к сожалению, нет таких фантастических препаратов. Зато есть наркотики, с которыми так любят экспериментировать наши ученые. Именно наркотиками могут напичкать этого молодого человека, чтобы восстановить его физические возможности. Я не спорю, с какой-то долей вероятности, это, на какое-то время, может помочь ему забыть все то, что ему довелось увидеть. Однако, для того, чтобы привести в порядок его душу, потребуются долгие месяцы. Может быть, даже годы. Но сейчас... Свою войну он уже проиграл...