Кладбище погибших цветов [Владимир Ходаков] (fb2) читать постранично, страница - 2

симпатией не столько к нему самому, сколько к его труду. Честный человек, который соблюдает свои обязанности и верно служит господину. Не то, что эти подлые служки с внешнего двора. Натянули свои фальшивые улыбки и только и ждут, когда ты пройдешь мимо, чтобы бросить косой взгляд или же вовсе – плюнуть в спину.

Стражник с минуту разглядывал мое скромное и никуда не годившееся одеяние, хмыкнул, когда взгляд попал на рукоять затупленного кацбальгера, единственного богатства, заработанного мной за годы службы.

«Пикинер, значит,» – одобрительно кивнул охранник. Наверняка и улыбнулся, но через шлем-горшок я мог разглядеть только его голубые глаза с крупными белками и взгляд, выдающий большого простака.

«Ага.»

«Стало быть, тоже проситель.»

«Тоже.»

Обычно я не так малословен, но в этой ситуации я решил, что лучшая тактика – со всем соглашаться, быть лаконичным и крайне откровенным. Иного способа попасть в замок я не находил.

«Мой тебе совет, Отто», – сказал стражник после того, как я сообщил ему свое имя (он же по правилам не имел права сообщать свое имя каждому встречному, о чем он с искренним сожалением мне и сообщил, я же в свою очередь проникся к нему еще большей симпатией за верность дисциплине). – «Дождись завтрашнего утра. Просителям нынче рады, но лишь до полудня. Граф не любит заниматься делами бедняков после обеденной трапезы, по обыкновению, он коротает день за игрой в шахматы с графиней, что, впрочем, далеко не наше с тобой дело. Во внешнем двору ты легко отыщешь себе кров и ужин, не особенно изысканный, если ты едок привередливый, но достаточно сытный. Здесь всегда рады гостям, особенно ветеранам.»

«Дорогой служивый друг, – отвечал я ему со всей любезностью, на которую был только способен. – Твоя искренняя доброжелательность тронула меня до глубины моей черствой солдатской души. Ты абсолютно прав в своей непоколебимой верности долгу и нежелании никоим образом нарушить покой нашего господина. Я же в свою очередь признаю свою нелепую поспешность. Мне следовало догадаться, что господин граф предпочитает решать вопросы, особенно деловые (а я к нему прибыл именно с таким) в первой половине дня. И тем не менее, как бы голоден и устал не был бы я сейчас, а меня буквально валит с ног к твоему сведению, ни за что не разделю кров с этими проходимцами и откровенными разгильдяями с внешнего двора. При всем уважении к вашим добрым помыслам, я предпочту занять место за стенами замка, игнорируя голод и зверский холод нынешних ночей.»

Речь моя, несомненно, произвела на стражника самое глубокое впечатление. Он даже не сразу нашелся, что ответить на мои слова. Дело дошло до того, что он на мгновение, видимо по досадной оплошности, выпустил алебарду из своей руки. Она даже успела какое-то время провести на свободе, стояла у его левого плеча, покачиваясь, и уже готова была упасть, но стражник успел ее перехватить. Даже это неприятное происшествие не смогло очернить чувство моего величайшего уважения к этому человеку.

«Дорогой Отто, уверен, вы глубоко заблуждаетесь! Это что касается ваших суждений о добрых людях с внешнего двора. Вашему нежеланию провести ночь среди них я, само собой, никак помешать не могу. Но! В то же время я не могу допустить, чтобы такой порядочный человек, как вы, прозябали на голой земле, укрывшись вашей никуда не годной курткой, которая, разумеется, не спасет от ночного стылого тумана. От него гниют кости, а еще появляется мигрень. Так и быть… решено! Этой ночью вы заночуете в казарме замковой стражи, на моей собственной постели!»

Верзила крепко прижал к плечу древко своего грозного оружия и степенно кивнул в знак благосклонности.

«Благодарю тебя, добрый стражник, – ответил я и совершил самый низкий поклон, на который был способен. – Я с превеликим удовольствием приму твое предложение. Уверен, я смогу обойтись и без ужина, но между тем с большим удовольствием отведаю солдатской каши из общего котла. В вашу честь, добрый стражник!»

Верзила громко расхохотался и всем своим видом выказывал желание немедленно сорваться с места и сопроводить меня до казарм. В последний момент дисциплина взяла верх над ребячеством, он тихонько окликнул свободного от дежурства товарища, который, устало прислонив лысую голову к древку алебарды, дремал на небольшой скамейке чуть поодаль от нас.

«Будь любезен, проводи Отто до моей постели и окажи ему самый радушный прием. Если удастся, раздели с ним кусок вареной свинины, который полагается мне сегодня на ужин. Ступай же!»

Добрый человек, этот верзила-стражник, ох добрый. Я готов простить ему его простодушие и явное неумение разбираться в людях (речь конечно же о пресловутых конюхах и служках с внешнего двора), но не за сытный ужин и мягкую постель, а за его рвение к службе и чувство долга. С мыслями об этом я преспокойно заснул, положив под голову сложенную вчетверо свою плохонькую куртку. Я проспал точно до первых петухов, и с рассветом направился в замок.

***

Едва солнечные лучи пронзили