Смерть в классе [Уолт Уитмен] (fb2) читать постранично, страница - 2

привыкли к сценам насилия и суровым наказаниям, что подобные эпизоды почти не нарушали их привычного образа жизни.

Сейчас же, покуда идет предоставленный час, мы раскроем тайну мешка и молодого Баркера, оказавшегося прошлым вечером под садовым забором. Мать мальчика была вдовой, и им обоим приходилось во многом себе отказывать. Отец Тима умер, когда тому было шесть лет, и мальчик рос столь хворым и слабым ребенком, что никто не ожидал, что он протянет больше нескольких месяцев. Однако же, ко всеобщему удивлению, бедное дитя выжило и даже, как оказалось, поправило свое здоровье, а также вымахало и преобразилось. Все это произошло благодаря любезной помощи знаменитого врача, который владел поместьем по соседству и интересовался небольшой семьей вдовы. Тим, говорил врач, возможно, сможет перерасти свою болезнь, но все было весьма неопределенно. Это была загадочная хворь, и мало бы кто удивился, лишись он внезапно жизни, будучи здоровым на вид. Поначалу бедная вдова пребывала в постоянной тревоге; но минуло уже несколько лет, и ни одно из висящих над ним несчастий не упало на голову мальчика. Мать же, казалось, уверилась, что он будет жить и станет опорой и поддержкой ей на старости лет. И они боролись вдвоем за существование, перенося бедность и невзгоды, не ропща на судьбу, друг ради друга.

Благодаря приятному нраву Тим завел себе в поселке много друзей, среди которых был юный фермер по имени Джонс, работавший на равных паях со своим старшим братом на огромной ферме по соседству. Джонс частенько дарил Тиму мешок с картофелем, кукурузой или садовыми овощами из собственных запасов, но поскольку второй пайщик был человеком прижимистым, вспыльчивым и часто называл Тима лодырем, недостойным помощи, Джонс, как правило, делал подарки так, что о них не ведал никто, кроме него самого и благодарных объектов его благосклонности. Также, может статься, вдова не желала, чтобы соседи прознали, что она получает еду от кого бы то ни было; ведь так часто бывает, что в людях ее положения присутствует простительная гордыня, заставляющая их морщиться, как от жесточайших болей, когда кто-нибудь относится к ним как к получателям «милостыни».

Интересующим нас вечером Тиму сообщили, что Джонс передаст им мешок картофеля, а место передачи назначили возле забора сада мистера Николя. Именно этот мешок волочил Тим, и именно этот мешок привел к тому, что незадачливого мальчика уличил и признал виновным в воровстве его учитель. Упомянутый учитель совершенно не соответствовал своей важной и ответственной должности. Быстрый на расправу и непреклонно суровый, он был кошмаром того мирка, которым так деспотично повелевал. Казалось, наказания тешили его. За суровость его, знающего столь мало о тех источниках, что так быстро раскрывались в детской груди в ответ на нежность и доброе слово, все боялись и никто не любил. Ах, если бы это был единичный случай в его профессии!

Час передышки близился к завершению, и подходило время, когда Люгар по своему обыкновению давал своим ученикам столь долгожданное разрешение идти. То и дело какой-нибудь из его учеников исподтишка бросал взгляд на Тима: то жалостливый, то равнодушный или вопросительный. Они знали, что пощады ему не будет, порка была делом столь обыденным, что сочувствия это уже не вызывало. Однако же все вопросительные взгляды оставались без ответа, потому что к окончанию часа Тим по-прежнему сидел, как с самого начала, опустив голову на руки и спрятав лицо. Люгар время от времени бросал на мальчика хмурый взгляд, сулящий возмездие. Наконец, урок был прослушан, последний отрывок из Библии продекламирован, и Люгар уселся за свой стол на возвышении, положив перед собой самый длинный и толстый ротанговый хлыст.

— Итак, Баркер, — произнес он. — Давайте-ка уже закончим с вами. Подойдите сюда.

Тим не пошевелился. В классе стояла гробовая тишина. Не слышно было ни единого звука — лишь изредка раздавался чей-нибудь протяжный вздох.

— Извольте слушаться, иначе вам же будет хуже. Подойдите сюда и снимите жакет.

Мальчик не шевелился, будто превратившись в дерево. Люгар трясся от гнева. С минуту он сидел не шевелясь, словно обдумывал план мести. Эта минута, прошедшая в мертвенной тишине, так напугала некоторых из детей, что их лица побледнели. Истекая капля за каплей, эта минута, казалось, предшествовала кульминации изящно исполненной трагедии, когда на сцену выходит всесильный мастер театрального искусства и вы в окружении публики, затаив дыхание, ждете ужасной катастрофы.

— Тим спит, сэр, — наконец произнес один из сидевших рядом мальчиков.

Люгар, услышав это, подождал, пока выражение дикой злобы сменится улыбкой, но эта улыбка выглядела еще более злобно, если это вообще было возможно, чем его прежний хмурый вид. Быть может, его позабавил ужас, отразившийся на лицах окружающих, а может, он тайно злорадствовал, с удовольствием обдумывая, как станет будить несчастного маленького соню.

— Спит! Неужели, юный