О-3-18 [Flora Macer] (fb2) читать постранично, страница - 123

смешными. Но Шайль не до смеха. Она сидит в окружении таких же неудачников. Кого-то забрали из тюрьмы, кто-то добровольно пошел, кого-то отправили…

— Не ожидал тебя тут увидеть, — рокочет Рерол, глядя на Шайль с прищуром. — Это ведь ты, малявка? Прическу поменяла?

— Не поменяла, — отзывается Шайль. — Просто постриглась с запасом.

— Тебе так идет больше. Что, какими судьбами в этой труповозке?

— Веселыми, — отзывается девушка, отводя взгляд от массивного волколюда.

В окно… хотя нет. На корабле нет окон, на нем иллюминаторы. Так вот, в них смотреть приятнее. Пусть они и маленькие. Похожие на… да, на бойницы. Небольшие кружочки, показывающие лишь кусочки бесконечного ночного пейзажа океана.

Шайль бы закурила, но сигареты у нее отобрали. Рерол шуршит газетой. Им предстоит плыть… хотя моряки говорят «идти»… почти неделю, если верить болтовне придурков сзади. Шайль не то чтобы верит. Ей на самом деле вообще плевать. Она вспоминает о письме Надин. Но стоило потянуться к карману, как Рерол вновь подал голос:

— Вот гля, про тебя опять написали. Каждая газета трубит про героиню Освобождения. И ни одна не пишет о том, что тебя сослали на ледники. Общество, мать его.

Девушка хмыкает. Поджимает ноги, обхватывая их руками. Упирается подбородком в колени.

— Да насрать, Рерол. Я такая же преступница, как и все, кто здесь едет.

— Ну хотя бы честно, — волколюд по-дружески пихает девушку в плечо. — Если попадемся на Арене, то давай если и насмерть, то быстро. Без издевательств. Лады?

— Договорились.

Корабль низко загудел. Или… это что-то другое? Говорят, в океане много разного. А за окном темень, хоть глаз выколи. И только несколько кристаллов, висящих под потолком, позволяют не уснуть сразу.

Убедившись, что Рерол достаточно погрузился в чтение, Шайль решила развернуть письмо Надин. Пусть даже радости от прощального подарка вряд ли прибавится…

«Дорогая Шайль!

Я люблю тебя. Люблю. Когда мы шли в О-1, я думала, что это просто стресс от смерти брата. Теперь мы целый месяц прожили вместе. Вдвоем, в одной квартире. Несколько раз, правда, ты кричала на меня за то, что я оставляю на раковине пыль зубного порошка, но в остальном мы неплохо ужились. И я поняла: люблю тебя. Наши ночи запомнятся на всю жизнь, будь уверена. А еще, ты привила мне любовь к ‟Забастовке», а это плохо. Теперь я буду портить свои легкие… хотя даже у меня они быстро восстанавливаются, ха-ха!

Я хочу верить и надеяться, что ты тоже меня любишь. Почему-то это для меня важно. Хотя я знаю, что ты больше волколюд, чем я. А у вас сложности с нормальными эмоциями. Но все-таки, ты ведь не просто так разрешила мне жить у тебя? Не прогоняешь в ту холодную и убогую вторую спальню… Кстати, да, там ужасно. Надо сделать ремонт, и когда я наконец-то устроюсь на работу, обязательно сделаю. Там будет не спальня, а кабинет для тебя. Ладно? Сделаю кабинет, повешу на дверь табличку с твоим именем и запру. Сама откроешь. Обязательно откроешь, когда вернешься. Это будет талисманом для нас.

Мне сложно поверить, что ты уходишь на войну. Ты не сказала, как так вышло, но я примерно догадываюсь. Политика. Верно? Или какая-нибудь другая херьня. В любом случае, я проклинаю виновных в твоей отсылке.

Но в то же время я верю, что мы доживем до естественной смерти. Вдвоем. Ты тоже верь. Не лезь на рожон, помни, что Всемирье прекрасно справится и без твоей героической смерти. Если надо будет, то возьми кого-нибудь живым щитом. Но не изменяй мне, пожалуйста. А если и будешь, то хотя бы так, чтобы я никогда не узнала. Ты в ответе за меня, ладно? Я хочу, чтобы все было именно так. Хочу быть твоей ручной малышкой и красоткой. Потому что люблю тебя. Потому что с тобой мне ничего не грозит.

Обещаю, когда я стану журналисткой (да, бесись, хи), я обязательно напишу в газетах, что тебя нагло отправили на войну, хотя ты героиня Освобождения. Я добьюсь шума. Я добьюсь того, чтобы тебя раньше времени вернули ко мне. Даже если мне придется кого-то убить, я сделаю это. Ты ведь тоже готова убивать за правое дело, да? Я возьму пример. Потому что жизнь, как оказалось, и правда война.

Ладно. Листочек кончается, а на обороте писать не хочу. Люблю тебя. До встречи, милая Shaile".

Шайль сложила письмо раньше, чем слезинка успела капнуть на слова, выведенные кривоватым, но читаемым почерком.

Девушка торопливо прячет бумажку во внутренний карман. Закусывает кулак, отворачиваясь к иллюминатору.

— Дура, я ведь тоже живая, — шепчет, сморгнув слезу.

— Не раскисай, малявка, — Рерол легонько тыкает в плечо. — Надин хорошая девчонка, она просто так большие письма не пишет.

— Я знаю. Ты прочитал?

— Ага. Жаль, что меня никто так ласково не провожал, — волколюд выдыхает, запрокидывая голову на спинку сидения. — А ведь тоже на войну.

— Тебя-то за что отправили?

— Гэни избавляется от всех, кто может подмочить репутацию. Сраный ублюдок. Надо было его