Моя любимая нота [Виктория Александровна Миско] (fb2) читать постранично, страница - 3

остановилось возле концертного зала имени Уолта Диснея, и журналисты окружили машину, Кирилл продолжал невидящим взглядом смотреть прямо перед собой.

Водитель в недоумении покосился на Веру в зеркало заднего вида. Он видел в Кирилле странного старика, и женщину это обидело. Её глаза, умело подведённые чёрным карандашом, сузились и осуждающе посмотрели на водителя.

Она была не из тех, кто осуждает людей. Лучше всего Вера умела прощать и вставать на место другого. Только не сегодня.

— Хорошо, я выйду здесь, а вы остановитесь возле входа для музыкантов.

Последнее слово она сказала с такой гордостью, что водитель тут же посмотрел на Кирилла совсем по-другому. Его подбородок вздёрнулся, он заметил журналистов и фотографов, которые невозмутимо заглядывали в окна такси. Рука повернула ключ зажигания, и женщина медленно, уверенно, вышла из машины.

На большом постере возле главного входа висел большой портрет Кирилла. Вера прекрасно помнила ту фотосессию: тёмный фон, подсвеченный двумя рефлекторами, Кирилл в чёрном костюме и белые клавиши фортепиано. Он всегда выглядел естественно рядом с инструментом: и когда еле доставал ногами до педалей, и когда собрал 3000 слушателей на своём концерте в Петербурге. Веру восхищало это настолько, что она посвятила всю свою жизнь его музыке, его спокойной жизни.

Она стояла на тротуаре и смотрела на афишу, когда первый репортёр не выдержал и выкрикнул:

— Вера, а где Кирилл?

Журналисты всегда обращались к ним на "ты", и Вере это нравилось. И в это раз она снова кротко улыбнулась и опустила подол платья, который до сих пор держала в руке.

— Вот же он, — она показала на афишу возле входа, и журналист засмеялся.

— Скажите, это же очень важный для него концерт?

Вера на секунду смутилась, но она был из той категории людей, слова которых всегда попадают в точку.

— Очень важный, как и любой другой.

Её губы, покрытые тонким слоем лиловый помады, сомкнулись, и она загадочно улыбнулась. И сейчас только Кирилл смог бы заметить в этой улыбке страх. В журналах фотографию подпишут "Жена Кирилла в радостном предвкушении концерта мужа", и они посмеются над этим. Но не сегодня.

— Он уже внутри?

— Хотела бы и я знать, — пошутила Вера.

Таксист с опаской посмотрел на Кирилла.

— Как и просила ваша жена, вход для музыкантов, — он кивнул в сторону концертного зала.

Кирилл неуверенно взглянул на дорогу позади.

— Или это не жена?

Таксист был из той категории людей, слова которых часто звучат не совсем вовремя. Но в случае с Кириллом этот вопрос вдруг вернул его к реальности, и мужчина сурово свёл брови.

— Просто понимаете, — начал оправдываться таксист, — бывает такое, что мужчины… ну… в вашем возрасте…. А кто-то и раньше! Как бы устают от семейной жизни, и знакомятся с другими женщинами… ну вы поняли!

Кирилл не понял.

— Ну, знаете, не обязательно же каждому в жизни предназначен только один человек. Любви, как говорится, все возрасты покорны, и, в конце концов, вы солидный мужчина, в самом расцвете сил!

Кирилл слишком долго слушал эти размышления просто потому, что не мог решить, стоит ли ему выходить из автомобиля, и тогда таксист сказал то, что отмело у Кирилла всякие сомнения.

— Женщины с возрастом становятся скучными, некрасивыми, их интересы начинают вращаться только вокруг готовки. Ну вы понимаете…

Кирилл снова его не понял. Вера никогда не любила готовить. Она любила его музыку. И он наверное слишком громко захлопнул дверь такси.

В концертном зале собирались люди. Кирилл слышал гул их голосов, пока стоял за кулисами, крепко держась за тяжёлый занавес. Он пытался обрести хоть какое-то равновесие, но даже вид рояля, который стоял посреди сцены, не успокаивал его, а наоборот. Этого Кирилл не мог себе простить.

Клавиши всегда имели над ним власть. Такую, что в самом начале их отношений Вера в шутку ревновала его к музыке. Она вообще всегда его ревновала в шутку, со смешинкой в уголках глаз. " Настоящая ревность — это следствие неуверенности в себе и партнёре, а ревность в шутку — это как "я люблю тебя", сказанное другим языком".

Она умела признаваться ему в любви на тысяче разных языков.

Веру не выпускали журналисты. Из гримёрки Кирилл видел, как она стоит возле главного входа в окружении фотокамер и что-то весело рассказывает. Они давным-давно договорились, что перед выступлением ему необходимо побыть одному, и поэтому после пары-тройки фотографий Кирилл всегда удалялся за кулисы.

А она оставалась. Смеялась, шутила, рассказывала забавные истории, чтобы потом листать журналы и закатывать глаза. "Они сфотографировали меня в момент, когда я смеюсь, как лошадь! Ну что за люди! А ты получился просто великолепно!".

Они договорились.

Кирилл поправил бабочку, приподнял руки, разыграл в воздухе гамму до-диез, и тогда в зале погас свет. Сейчас больше всего на свете ему хотелось быть спокойным, чтобы осознать, кем он стал. Но он не мог