Царь нигилистов 2 [Наталья Львовна Точильникова] (fb2) читать постранично, страница - 4

выживете, но это не точно, раз на раз не приходится. А вот если метиловый — слепота обеспечена. Если, конечно, повезет. У него смертельная доза маленькая.

— Если это яд, я тем более вынужден его забрать. Здесь Владимир Александрович.

— Я давно просил отдельную комнату.

Гогель со вздохом взял пузырек и сунул себе в карман.

— Почему-то, когда здесь стоял лауданум, который в десять раз ядовитее, никого это не волновало, — заметил Саша.

— Лауданум был по рецепту врача, — сказал Гогель.

— А спирт по рекомендации учителя, — соврал Саша.

— Ладно, — смирился Гогель. — Понадобится — отдам.

Саша сел за стол. Взял перо и лист бумаги.

— Кому будете писать? — спросил гувернер.

— Елене Павловне.

Гогель кивнул.

— Я тогда выйду покурить.

— Не скажу, что это хорошо, — заметил Саша. — Но ваша помощь мне пока не нужна, так что не смею задерживать.

Когда Григорий Федорович вышел, Саша метнулся к тумбочке, выгрузил туда Никсов портсигар и прикрыл пачкой листов бумаги. А сверху положил «журнал».

Как же его достала эта дурацкая конспирация!

И вернулся к письму:

«Любезная Елена Павловна!

Спасибо Вам за учителя. Склифосовский замечательный.

Я предложил ему посмотреть под микроскопом на гной и чешуйки из язв Никсы. Вы ведь знаете, что у него золотуха?

Так вот… Я не буду Вам навязывать никаких выводов, но, надеюсь, что, как человек, интересовавшийся зоологией, Вы сможете сделать их сами.

Мы нашли у Никсы гигантские клетки Пирогова, которые Николай Иванович открыл, исследуя мокроту больных чахоткой. У моего брата такие же.

Это конечно еще ничего не значит, но наводит на определенные размышления.

В клетках Пирогова мы нашли бактерии, похожие на палочки. Склифосовскому они не были известны. Я не утверждаю, что эти микробы связаны с чахоткой, но понять, так ли это, просто необходимо, поскольку речь идет о жизни цесаревича.

Николай Васильевич готов посветить этому последний месяц лета, но ему надо на что-то жить, и для исследований понадобится команда. Работы много, хотя, в основном, технической. Думаю, можно нанять студентов-медиков. Они еще не зашоренные, и платить можно не как академикам.

Нужно экспериментальное оборудование, лабораторные животные и желательно отдельное помещение для работы. То, с чем они будут иметь дело, может быть очень опасным.

Я попросил Склифосовского сделать расчет.

Микроскоп я подарил ему. Я Вас этим не обижу?

Это был лучший подарок в моей жизни, но ему нужнее.

Никса готов вложить свои деньги, но, боюсь, это не очень много.

Я совершенно уверен, что месяца нам не хватит. Хорошо бы сманить Николая Васильевича в Питер, но, если он решит доучиваться в Московском университете — надо будет решать проблему. Возможно, брать на его место кого-то еще, возможно, переводить лабораторию в Москву.

Хотя, честно говоря, я думаю, что и две лаборатории — мало.

Что вы думаете о том, чтобы принять участие в финансировании этого проекта?

Я бы никогда не стал просить для себя.

Ваш Саша».

Утром, после завтрака ему принесли сразу два больших толстых конверта, запечатанные сургучом с гербами.

Глава 2

Одно письмо пришло от Елены Павловны, второе — от дяди Кости, и в обоих был вложен, ну, естественно, «Колокол».

У Мадам Мишель к «Колоколу» прилагалась записка:

«Милый Саша!

Конечно я вложу деньги в исследования туберкулеза, хотя от всей души желаю вам со Склифосовским ошибиться.

Что ты думаешь о том, чтобы посетить один из моих четвергов?»

О четвергах Саша был премного наслышан, там собиралась интеллектуальная публика без различия чинов и званий, а, чтобы Елене Павловне было комильфо приглашать сих разночинцев, записки рассылали ее фрейлины, и посетители номинально считались гостями фрейлин. Посему четверги Елены Павловны называли еще «морганатическими вечерами».

Саша поблагодарил за приглашение и ответил, что хоть сегодня (благо четверг), если конечно гувернеры не будут против. И спросил, можно ли взять с собой Никсу, если он захочет.

«Колокол» открывался истерической передовицей под названием:

«Письмо к государю (по поводу проектов центрального комитета)», подписанной Огаревым и неким «Искандером».

То, что последний — это Герцен, Сашу уже просветили.

«Государь, — политкорректно писали разбуженные декабристами. — Мы с ужасом прочли проекты центрального комитета. Остановитесь! Не утверждайте! Вы подпишете свой стыд и гибель России. Как честные люди, от искренней скорби и от искреннего желания добра, ради всего святого, умоляем вас: не утверждайте! Одумайтесь!»

Речь шла об очередном проекте освобождения крестьян, который был еще умереннее предыдущего. Крестьяне теперь должны были выкупать свои наделы не в собственность, а в бессрочное