Провинциальная история [Наталья Гончарова] (fb2) читать постранично, страница - 2

произошло в тот день, однако, выйдя из полумрака подвала, Петр Константинович по-новому взглянул на действительность вокруг себя, и увидев яркий свет и небо голубое, и, щурясь с непривычки будто крот ослепший, со всей ясностью и действительностью, неожиданно и пугающе для самого, себя представил все годы вперед, которые ему суждено провести здесь, и, до той степени ужаснулся картиной будущего, что в тот же день незамедлительно подал в отставку.

Конечно, после увольнения, и осознание того, что интереса ни к гражданской, ни к военной службе он не имеет, перед ним неизбежно должен был встать вопрос: чем же заняться дальше молодому, в меру образованному, в меру умному, слегка ленивому и лишенному воли дворянину?

Но судьба сложилась иначе…

Друг за другом, с разницей лишь в месяц скончались его горячо любимые родители.

И, вступив незамедлительно в наследство, он, провинциальный юноша, опьяненный свободой, в союзе с финансовой безграмотностью, перебравшись в Петербург, и сделав несколько неосмотрительных денежных вложений, вдруг обнаружил, что не так богат, как ему по желторотости казалось.

И все бы ничего, если бы он вовремя остановился, но, пронесшись по Петербургу, как пудель без ошейника и поводка, соря остатками наследства тут и там, в один ненастный день, так же ясно и со всей ответственностью, как когда-то подле в землю вросшего окна, ощутил горечь настоящего и осознал, что по уши в долгах.

Так что теперь, сидя на последнем, пока еще не проданном стуле, с полными карманами, не золотых, а закладных, он сгорбился, ссутулился и загрустил, и чуть ли не заплакал.

Правда, был в случившемся и положительный аспект, который он открыл для себя:

чем меньше денег, тем большее в душе успокоенье, вот только лишь до той поры, пока не начинаешь думать о будущем и дне грядущем.

А перспектива была такова, что ему всю жизнь предстояло провести в этой глухой дыре, в нищете, влача жалкое существование обедневшего дворянина, либо вновь вступить на службу, и жить все также в нищете. Стало быть, выбор между плохим и уж плохим, но слишком.

Нет, не такой жизни он для себя желал, и его разум, хотя и не слишком умного, но, однако же, и не слишком глупого человека, тем более уже отягощенного столичным опытом, вдруг, неожиданно для самого себя, обнаружил выход.

Глаза заблестели, крапинки пота выступили на лбу, крайнее возбуждение, и проблеск надежды, и неожиданный вопрос, прогремевший в пустой гостиной, и напугавший не только подпиравшего стену Николая, но даже его самого:

— А нет ли богатых невест в городе на выданье?!

— Невест? — недоумевающе переспросил слуга.

— Да-да, невест! И чем богаче, друг мой, тем, пожалуй, будет лучше! — закричал он и, подскочив со стула, начал бегать по комнате в ажитации, а мысли, мысли неслись куда-то вдаль: — И чтобы приданое немалое, и чтобы не слишком дурна собой! Конечно же, неплохо было бы, чтобы она была хороша собой, да-да, хороша собой и несметно богата! Затем, немного задумавшись, сам себя одернул: — Конечно, может слишком многого желаю? Как считаешь? Уж на то, чтобы она была красива, пожалуй, в моем положении уповать не следует. Достаточно, хотя бы того, чтобы она была не безобразна. Ну что молчишь? Есть ли такие в городе невесты?

Николай почесал затылок, потом погладил бороду, и осторожно, боясь что-нибудь сболтнуть лишнего, заговорил: — Ваше благородие, больно вы поздно приехали, уж и сезон прошел. Знаете ли, те, что хороши собой, да с приданым — уж разобрали давно, а те, что дурны, но все же с приданым, разобрали, но чуть позже, однако же, тоже разобрали. Красавиц без приданого и тех почти что разобрали, Ваше благородие. Нет, точно, никого!

Синицын приуныл, но тут же спохватившись, с тем же рвением спросил:

— А нет ли вдовых? Коим после смерти мужа осталось состояние не малое, пусть уж не молодых, но уж не слишком старых? Так нет ли? — переспросил нетерпеливо.

— Точно, как это я запамятовал, вот я — дурень! Есть Ваше благородие, есть! Наталья Тимофеевна Апраксина, — затем, помолчав, добавил: — вот только ей уж пятьдесят.

— Ты что же шутишь надо мной? Мне двадцать восемь, ей Богу не смешно, ежели ты шутить собрался! — гневно воскликнул Петр Константинович, — и, закусив губу, отчаянно прошептал: — и как такому случится было можно! Так все плохо… И ни надежды, ни соломинки, хоть руки опускай.

— Погодите-ка, Ваше благородие, я совсем запамятовал. Есть в городе невеста, ну как невеста, ей уж тридцать лет, батюшка ее генерал Гаврон. Может, помните его?

— Ну как же! Знаю, знаю! Кто ж не знает генерала Гаврона? Ну, продолжай, не буду перебивать.

Однако ж тут же спросил: — Сколько ж за нее дают? — будто справляется не о невесте, а о лошади, или о любом другом ценном в хозяйстве животном.

— Вот сколько, Ваше благородие, дают, точно не знаю, но батюшка ее, уверен, и целого состояние не пожалел бы, чтобы замуж выдать дочь! Это я уж точно знаю.

— А что ж не так? В чем же подвох? — настороженно спросил