Зорро [Александр Мелентьевич Волков] (fb2) читать постранично, страница - 3

заложить единственное добро, упавшее на него будто с небес по воле этого тронутого? — раздался зычный голос из-за стойки бара.

Все обернулись. Хозяин заведения Мигель Каррера стоял за стойкой и концом перекинутого через плечо полотенца тщательно протирал высокий тонкостенный бокал на толстой приземистой ножке.

— Что ты делаешь? — нахмурился Роке.

Каррера ответил не сразу. Он выставил бокал против пламени коптящей плошки, потом подышал в него и опять поднес к свету.

— Посмотри — и увидишь, — спокойно сказал он.

— Я пока еще не слепой, — скрипнул зубами Роке, — и мне бы не хотелось видеть, как ты будешь поить эту краснокожую тварь!

— Я протираю бокал, — усмехнулся Каррера, — чтобы наполнить его, как только на стойке появится монета, и мне не важно, чьи пальцы ее выложат…

— Зато нам важно, — оборвал Роке. — Бачо, Годой, Висенте, так, ребята?

— Брось, Роке, оставь, не заводись, — вразнобой прогудели три голоса.

— В самом деле. Роке, — подхватил Каррера. — А если тебе не идет карта, возьми кий и погоняй шары, глядишь и успокоишься…

— Шары, говоришь? Ну что ж, можно и шары. — Роке шумно втянул ноздрями дымный воздух, взмахнул серебряной пряжкой, снял с запястья кожаную петлю и вновь обмотал ремень вокруг пояса.

— Вот так-то лучше, — сказал Мигель. — Для такого случая я даже могу поставить за стойку Розину и составить тебе компанию.

— Идет, — буркнул Роке. — А что ты ставишь на кон?

— Бутылку виски.

— В таком случае я ставлю краснокожего, — усмехнулся Роке, застегивая пряжку на плоском мускулистом животе. — Проиграешь — он мой! И твое виски тоже!

— Согласен, — сказал Мигель. — Ведь ты сегодня продулся в пух, а в долг я не играю.

Сказав эти слова, Мигель обернулся, поставил на полку протертый до блеска бокал, неспешно прошел вдоль стойки, поднял широкую полированную доску, преграждавшую путь в его владения слишком ретивым или слишком пьяным посетителям, и шагнул в зал. Бильярд стоял слева от стойки, так что расстояние между ним и стенкой чуть превышало длину кия. Подойдя к столу, туго обтянутому серым от сигарного пепла сукном, Мигель навалился на борт, чиркнул спичкой и по очереди обнес огнем фитили всех пяти коптилок, приклепанных к бочарному обручу, свисавшему с низкого бревенчатого потолка на массивных цепях.

Игроки забыли про карты и с трех сторон обступили массивный бильярдный стол. Роке согнал шары в пирамидку, Мигель натер мелом кожаный пятачок кия, выставил красный боек, примерился, ударил, и шары с глухим стуком раскатились по бортам.

— Не жаль тебе краснокожего, — усмехнулся Роке, высматривая самый верный шар, — совсем не жаль…

— Просто я не хочу тебя расстраивать, — сказал Мигель. — Вы все работаете на Манеко Уриарте, а он, насколько я знаю, бывает довольно крут…

— Да, случается, — пробормотал Роке, легким щелчком посылая шар в угловую лузу.

— Один-ноль, — сказал Бачо, вынув шар из сетки и бросив его на полочку.

— Одного не могу понять, — продолжал Мигель, — что ты будешь делать с этим старым пьянчугой, когда он тебе достанется?

— Для начала дам ему как следует проспаться, — буркнул Роке, загоняя второй шар.

— Два-ноль, — сказал Бачо.

Годой и Висенте молча наблюдали за игрой, пыхтя сигарами и стряхивая под ноги пепел. И лишь Тилькуате все так же стоял посреди зала, слегка покачиваясь и глядя перед собой неподвижным и словно остекленевшим от выпитого взглядом.

После шестого шара Роке дал промах, и в игру вступил кий Мигеля. Тот лихим щелчком отправил два шара по угловым лузам, но на третьем дал осечку, и Роке сильным ударом от двух бортов положил недобитый шар в боковую лузу. До выигрыша ему оставался всего один точный удар.

— Сейчас я приведу в чувство этого потомка Монтесумы, — процедил он сквозь зубы. — А то как чуть выпьют, так начинают болтать: это наши исконные земли, здесь могилы наших предков… Думают, никто из белых не понимает их птичьего языка. Как бы не так, моя нянька учила меня говорить на языке нагуа, и с тех пор я еще кое-что помню…

С этими словами он с треском вогнал победный шар и, бросив кий поперек стола, небрежно бросил:

— Партия.

— Что ж, ты сегодня в ударе, — вздохнул Мигель. — Краснокожий твой.

И тут только до старика индейца как будто дошло, что все происходящее имеет к нему самое непосредственное отношение. Он обратил к игрокам длинное горбоносое лицо, изрезанное глубокими морщинами, беспокойно завертел головой и в конце концов остановил свой блестящий взгляд на победителе, точнее, на тяжелой серебряной пряжке его кожаного ремня.

— Куда ты смотришь, Черная Змея? — вкрадчивым и даже ласковым голосом заговорил Роке, направляясь к индейцу. — Боишься, что я опять буду тебя бить, глупый ты человек? Битье портит человека, делает его ни на что не годным калекой, а на кой черт мне сдался калека, да еще такой старый, как ты? Ты теперь мой, а я привык беречь свои вещи, и оттого они у меня всегда в исправности: конь, кинжал, кольт, кнут…

Он ловким