Поправка курса (СИ) [Василий Павлович Щепетнёв] (fb2) читать постранично, страница - 84

мушкетеры. Публика это любит.

Съёмка закончилась.

Мы с Булькой вернулись в «Пегас» и отправились привычным путем.

Что-то засиделся я в этом времени. Того и гляди, мхом покроюсь. Лететь по баллистической траектории на второй космической скорости от Земли к Прометею — то еще удовольствие. И двигатели лишний раз не включишь. Нет, горючего довольно, но орбита уже скорректирована, дополнительных маневров не требуется.

Но раз я по-прежнему здесь, следует соответствовать ситуации.

Планов у людей немало. Тяжелой промышленности в Крыму не место, а вот легкая нужна. Производство предметов потребления.

Построить в Ялте граммофонную фабрику. Механизмы из Франции, корпуса же свои, российские. Построить фабрику иголок — не только граммофонных, но и обыкновенных. И — запись и тиражирование грампластинок. Синематограф ещё долго будет нем, но публика желает слышать песенки мушкетеров — и готова за это платить. Будут, будут песенки… Уже пишут, чернила не успевают высохнуть.

Жан вез меня по привычному маршруту. Одному из трёх — я всё-таки не хочу быть слишком предсказуемым. Кефирное заведение. Русская Избушка. Обмен мнениями по поводу положения в столицах: в Петербурге всё спокойно, бастующие вернулись на рабочие места, в Москве же промышленники прибегли к локаутам: не хотите работать — и не надо!

Поражение в Мукденском сражении — вовсе не поражение, оно истощило силы противника, и теперь ему остается только капитулировать. Генерал японский Ноги, батюшки, уноси скорее ноги, матушки! А уж когда вступит в бой эскадра Рожественского, в войне будет поставлена не точка, а большой восклицательный знак!

Никаких сомнений.

В Доме Роз садовники готовятся к весне. Она уже близко, уже почти пришла, ялтинская весна. Булька давно её учуял, да и я, хоть и не собака, тоже ощущаю воздействие марта.

Заглянул Альтшуллер. Как там грибочки, интересуется. С грибочками полный порядок, скоро верну в грунт.

Поговорили о другом, о третьем. Очень много желающих поправить здоровье в санатории. Он показал письмо, написанное с чувством: «Если вы откажете мне в лечении, я застрелюсь!»

Я напомнил ему о подметных письмах молодого Никитина. Но если и в самом деле застрелится, волнуется Альтшуллер. Что ж, значит, таков его выбор, отвечаю я. Но как же так, сокрушался Исаак Наумович. А так, отвечал я. Жизнь такова, какова она есть. Не пытайтесь быть ангелом-хранителем. Во-первых, не получится, во-вторых, ангел обидится. Они, ангелы обидчивы, уж поверьте. У них свое ведомство, в которое другим хода нет. А у нас, у нас своё…

И тут вздрогнул дом, задрожали стекла окон, и низкий гул, пробирающий до сердца, прокатился по Ялте.

— Это… Это гроза? — спросил Альтшуллер.

— Это палят корабельные пушки, — ответил я. — Идёмте, посмотрим.

Мы поднялись на самый верх, вышли на балкон.

— Смотрите!

Над морем стоял султан дыма, чёрного, грязного. Уголёк, видно, не самый лучший. Не кардиффский. Ну, или кочегары не очень искусны.

— Позвольте представить: Князь Потёмкин Таврический, человек и броненосец.

— Но что он здесь делает?

— Обстреливает ливадийский дворец, я полагаю.

Главный калибр выплюнул новый снаряд. Огненный хвост, дым, и только через четверть минуты до нас донесся звук выстрела.

— Калибр триста пять миллиметров, двенадцать дюймов. Это, знаете ли, серьезно — снаряд в двадцать пудов, — я протянул Альтшуллеру морской бинокль, что хранился здесь ради такого случая. Мне бинокль не нужен. И так видно: броненосец стоял километрах в пяти, а силуэты кораблей Черноморской эскадры я выучил давно. Ну, и зрение у меня — пятерка. Спутники Юпитера вижу невооруженным глазом. Серп Венеры.

— Но… Но почему? Зачем?

— Должно быть, бунтуют. Восстание, не иначе. Ну, и кто-то подсказал: а давайте покончим с царским самодержавием!

Донесся гул теперь уже с суши.

— Это… это отвечают?

— Нет, это снаряд взорвался. Фугасный. Он далеко летит, снаряд. Верст на пятнадцать, если захотеть.

— Но Ливадийский дворец ближе!

— Ближе, — согласился я. — Только стреляют ведь матросы, не офицеры. Да хоть бы и офицеры. Не в обиду им будет сказано, со стрельбой у наших моряков неважно.

— Это почему? — обиделся за офицеров Альтшуллер.

— Тренировки нет. Один выстрел стоит дороже годового жалования капитана броненосца. А чтобы хорошо стрелять, нужно стрелять много и часто. Никаких денег не хватит. Кстати, Исаак Наумович, вы хорошо стреляете? Из револьвера, из ружья?

— Не знаю. Никогда не пробовал. Не любитель я охоты.

— Понятно, — я пододвинул два стула. — Усаживайтесь, чего стоять.

Альтшуллер покорно сел.

Я в телефон заказал Мустафе капитанского чаю. И бубликов. Здесь свежо, а чай согревает. Особенно капитанский.

— Смотрите, дымы на горизонте! — закричал Альтшуллер. Волнуется. Хоть и в сторону от нас стреляют, а всё равно спокойно смотреть трудно.

Да, дымы.