В целом средненько, я бы даже сказал скучная жвачка. ГГ отпрыск изгнанной мамки-целицельницы, у которого осталось куча влиятельных дедушек бабушек из великих семей. И вот он там и крутится вертится - зарабатывает себе репу среди дворянства. Особого негатива к нему нет. Сюжет логичен, мир проработан, герои выглядят живыми. Но тем не менее скучненько как то. Из 10 я бы поставил 5 баллов и рекомендовал почитать что то более энергичное.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
привычной гладкой лысины.
Я тут же взглянул на свои руки. Увидел не знакомые широкие ладони (мои друзья обзывали из «лопатами»), а нечто скромное, детское, с длинными и тонкими узловатыми пальцами. Но это уже не в отражении! Я смотрел на своё тело, не в зеркало. «На своё? Разве?» Согнул руки в локтях, не услышал привычных щелчков в суставах. Захотел ударить себя по щекам — чтобы проснуться и прогнать этот сон, в котором мои накачанные в тренажёрном зале руки превратились в две тонкие безволосые чужие верёвки.
Прижал к груди ладонь — по привычке, а не потому что почувствовал сердечную боль. Отражение проделало то же самое. Не передразнивало меня: оно и было моим отражением. Во всяком случае — в этом сне. Ведь я точно сплю. Медикаментозный сон? Не помню ничего похожего после прошлых инфарктов. Или позабыл? Раньше меня в искусственную кому не вводили. Похоже, в этот раз мои дела действительно плохи, как и предсказывал тот молодой доктор, раз вижу (и ощущаю!) себя в чужом теле.
«Сон», — это слово мне показалось хорошим объяснением всем увиденным странностям. Я сплю и вижу себя в странной больничной палате (или не в больнице?), рядом с незнакомым человеком (возможно и знал его раньше, но теперь не помнил) и не в родном теле престарелого великана, а в тщедушном тельце юнца. Вот и объяснение тому, что мебель в комнате казалась мне высокой. Ещё бы! Я-то привык смотреть на неё с двухметровой высоты — сейчас же во мне было от силы метр семьдесят (ну, может на пару сантиметров побольше).
— Эээ… Санёк! Да что ты там возишься?! Нашего сержанта на тебя нет. Он запросто бы научил просыпаться вовремя и быстро.
— Санёк, — пробормотал я.
Напоследок снова пробежался глазами по комнате. Три кровати, три тумбы, два стола, два стула, шкаф, зеркало, бордовые шторы, окно с грязными стёклами. Совсем не похоже на больничную палату. Если только она не из странного сна. Взгляд задержался на чемодане, что виднелся под моей кроватью. Старый, потёртый, коричневый с металлическими углами. Я видел похожие чемоданы в кино (в тех же фильмах про войну), привлек меня не его ретро вид — наклеенная на него пожелтевшая бумага с короткой надписью «Александр Усик».
«Александр Усик, — мысленно повторил я. — Санёк».
* * *
«Не больница», — подумал я, шагнув за порог комнаты. Вдохнул запах хлорки, поморгал, привыкая к скудному освещению. Посмотрел по сторонам. В удивлении вскинул брови (чужие — светлые, едва заметные). Коридор больницы во сне мог быть любым. Как и больничные палаты. Вот только этот коридор я узнал, пусть он и отличался в мелочах от тех его ипостасей, что мне доводилось видеть раньше.
Находился он точно не в больничном корпусе — в корпусе студенческого общежития. Тут не могло быть сомнений. Уж очень хорошо я помнил это место. Эту лестницу, эту вечно запертую дверь, что вела в проход к соседнему корпусу. В бытность моего студенчества эти стены украшали похабные надписи, а линолеум пола пестрел многочисленными подпалинами — следами от брошенных на него окурков.
Ещё я видел этот коридор с ровными и чистыми розовыми стенами, с аккуратными лестничными перилами и выполненными под мрамор плитками пола — блестящими, новенькими. Таким этот коридор я увидел, когда приходил в общежитие проведать своего младшего сына. Восхитился тогда хорошим ремонтом. И удивился стоявшим на каждом этаже столам — постам строгих дежурных.
Сейчас дежурных я не увидел, как и столов (подобных нововведений не было здесь и во времена моей учёбы — в начале девяностых). А вот плитка на полу была — неприглядная, я бы даже сказал «стрёмная», точно как в ванной комнате, которая не ремонтировалась с советских времён. Да и стены, пусть и не расписанные пошлыми фразами, казались унылыми, походили на больничные — те, что мне запомнились с детских лет.
Я обернулся, посмотрел на дверь. Отыскал взглядом три подтёртые цифры, нарисованные через трафарет. Шестьсот восьмая комната. Вот почему я стоял едва ли не посреди коридора. Моя бывшая комната (шестьсот четвёртая) находилась ближе к комнате с раковинами и верёвками для сушки белья. Сын сейчас проживал в триста пятнадцатой — это на третьем этаже, не на шестом.
Удивительно, что мне приснилось именно это место, а не то моё общежитие из девяностых. Для девяностых этот коридор выглядел более чем странно: слишком чистый (даже без сигаретных окурков на полу), без клубов табачного дыма в воздухе. Да и двери здесь открывались неправильно: внутрь комнат (мы их собственными силами перевешивали, чтобы сложнее было выбить).
Я поправил на шее полотенце. Зашагал привычным в студенческие годы маршрутом к комнате с раковинами (никогда не знал, как она правильно называлась). Удивлялся царившей вокруг тишине. Ни крика музыки, ни воплей телевизора, ни пьяной ругани, ни даже смеха. Словно не общага, а детский сад. Не хлопали двери, шарканье моих тапок звучало пугающе громко.
Не удержался, заглянул в туалет — вход туда находился напротив «помывочно-постирушной» комнаты. В
Последние комментарии
3 часов 6 минут назад
3 часов 23 минут назад
3 часов 48 минут назад
4 часов 19 минут назад
5 часов 26 минут назад
7 часов 7 минут назад