До Михайловского не дотягивает. Тема интересная, но язык тяжеловат.
2 Potapych
Хрюкнула свинья, из недостраны, с искусственным языком, самым большим достижением которой - самый большой трезубец из сала. А чем ты можешь похвастаться, ну кроме участия в ВОВ на стороне Гитлера, расстрела евреев в Бабьем Яру и Волыньской резни?.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
стану. Запутано? То говорил, что не испытываю эмоций, а то — моральное удовлетворение… Да, верно, запутано. Хотя я говорил о невозможности испытывать глубокие и высокие чувства. Поэтому все остальное объяснять не буду.
Стою на балконе, глядя на то, как медленно уходит за крыши домов солнце. Я не люблю день. Он слишком суетен, даже если в его течении и происходят приятные для меня события. И мне импонирует ночь с ее темнотой и спокойной мягкостью; даже если ночь выдается шумной и хлопотной. Сейчас на душе странное ощущение. Словно там находится пробивающий скорлупу яйца дракончик… Он должен вылупиться, расправить крылья и взлететь… Но я знаю — у моего дракона нет ни крыльев для полета, ни голоса, чтобы петь. Потому что я слеп морально. Потому что я могу чувствовать и видеть красоту зрительно, но не душой… И не могу объяснить ее. И рассказать о ней так, чтобы кто-то увидел ее, словно бы своими глазами.
Небо начинает темнеть, и я замечаю яркую звезду неподалеку от нарождающегося месяца. В сознании начинает ворочаться зверь нетерпения. Но я знаю, что еще рано. Очень рано. Я ощущаю себя запертым в клетке только что пойманным хищником. Впрочем, это всегдашнее ощущение. Иногда оно вырывается стихами, чаще… гораздо чаще — просто выводит из равновесия до беззвучного воя. Я просто стою на балконе, тупо глядя в небо.
После ужина… (зачем он мне?) еще пара часов мучительного ожидания. Расстилаю постель, чтобы не возиться с ней под утро. Потом беру в руки уже начатую книгу, чтобы хоть как-то скоротать время — смотреть телевизор не хочется.
Интересная вещь, надо сказать. Красиво до замирания дыхания, до щемящей сердце боли от того, что сам не в силах этого описать и увидеть своими глазами такую красоту, до слез восхищения… И страшно. До сдавливающего горло воя, до тяжелого бессильного отчаяния: За что? Почему? Потому что осмелился противостоять? Но, как же тогда слова о том, что все происходящее делается по Замыслу и невозможно идти против? За несоответствующую «правилам» не несущую функциональной пользы красоту? За то, что учил творить, слушая себя, а не господина? За то, что творил не послушное орудие, не рабов, а учеников — свободных и умеющих делать выбор? И за что их — только лишь учащихся и защищающих то, что создали сами? Но почему НАСТОЛЬКО жестоко, если называли себя Светом? И возникает вопрос: А так ли все было на самом деле? Так ли был невиновен и несправедливо обвинен? Так ли у Него все было правильно, а они были «слепы»? Вопросов море. Ответ один: неизвестно. Не было третьей — нейтральной стороны, способной оценить и описать все абсолютно беспристрастно. И выбирать — во что и кому верить — читатель должен сам.
Я стираю невольно набежавшие слезы. Да, знаю — бываю порой излишне… Сентиментален? Не знаю. В голову приходит мысль: странно. Все же отрицательные и негативные эмоции у меня ощущаются несколько сильнее и, если можно так выразиться, крепче, чем положительные. Почему? Вот на это у меня ответа нет. И не время их искать. В квартире уже все затихло и погрузилось в сон.
Чувствую, как в груди поднимается волна радости и азарта. Увы, такое редкое чувство. Я готов. Одеваюсь и неслышно выхожу из квартиры. Холодно. Но это ненадолго. Совсем скоро все изменится. Меня охватывает пьянящее чувство свободы. Я вышел на охоту. Единственный в мире смертный вампир. Вампир, живущий жизнью обыкновенного человека. Не наделенный силой магии и обделенный силой человека. Внешне похожий на недоразвитого подростка, хотя мне уже далеко за четверть века. Пьющий кровь лишь для поддержания в теле хоть капли жизненной силы. Вампир с запертым в клетке сознания зверем безумия.
Конец Звонок
Долгий телефонный звонок вырвал Алешку Терентьева из дремоты, в которую он успел погрузиться. Алешка поглядел на часы и раздраженно сплюнул — половина первого ночи; завтра, то есть, уже сегодня ему идти на экзамен, а он не выспится. Звонок был долгий. Междугородний. Может это отец из командировки? Но он знал об экзамене и не стал бы дергать сына посреди ночи. Тогда кто же это? Все эти мысли промелькнули в голове парня за какую-то секунду, пока он вскочил с постели и подошел к аппарату, чтобы звонок не «перескочил» на параллельный телефон и не разбудил спавшую в другой комнате мать.
Алешка снял трубку: — Слушаю!
Сначала в трубке послышался какой-то шорох, а затем…. Далекий, слегка приглушенный, но четкий голос — ясный голос ребенка, мальчишки лет, наверное, десяти, начал говорить…. Первое стихотворение Алешка потом так и не мог вспомнить — что-то из Пушкина или Лермонтова; но следующее…. Слушая следующее стихотворение, Алешка ощутил, как по спине будто провели ледяной рукой. Это было его собственное стихотворение. Алешка Терентьев никогда и никому не рассказывал, что пишет стихи. Даже родители не знали об этом. Даже…. Даже Лена. Он никогда не показывал девочке посвященные ей стихи, хотя был влюблен в нее уже целых пять лет, — они познакомились в четвертом
Последние комментарии
2 дней 4 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад