Смерть в гриме [Олег Ильич Дарк] (fb2) читать постранично, страница - 3

полу халата, длинное полное бедро показывалось. На него-то Бек сейчас же и уставился.

— Ты как следует запомнил эту женщину? Не знаю, как у нее пойдет. Если проявит излишнее рвение. Я знаю таких, не остановятся, раз начав. Ты ее должен суметь узнать в любом виде. Тебе ее придется убрать, ты меня понял? Тогда иди ко мне.

— Что так долго? Я уж начинал волноваться.

— И был прав.

— Но ты их видела, видела? Тебе удалось (получилось) увидеть?

— Да. Один — верзила, совершенно бритый, Беком зовут. А она — стриженая ведьма.

Мне хотелось бы его помучить, чтобы он приставал, выспрашивал, а я как будто неохотно ему отвечаю. Даже, войдя, прошлась сначала по комнате. Но сразу не выдержала и стала рассказывать.

— Это еще не все, их должно быть больше. Тебе придется туда еще раз, чтобы меня свозить.

— Я знаю.

— Потому что я должен сам всех увидеть.

— Конечно, иначе зачем бы я тебя втянула. Но нам обоим надо себя так настраивать, что это может быть опасно. Чтобы не было никаких неожиданностей. Такие люди.

— Смотри. Не бойся ничего, смотри, как я тут себе сделал. Я сумею тебя защитить. — Он протянул, как будто погрозил, мне кулачок и провел пальцем по его костяшкам. — Знаешь, какой теперь удар? Я, когда сижу у себя и работаю, пишу или просто читаю, то от нечего делать вот уже много лет бью этим местом по ребру стола. Теперь очень твердые. Никому не советую.

Он вскочил и теперь стоял передо мной слишком близко. Отчасти машинально, знаете, когда отмахиваешься от неожиданного нападения, отчасти в шутку толкнула его руку, а он оступился, сплетая ноги, хватаясь и сдвигая кресло.

— Это была шутка, — сказал Руслан, задыхаясь и устраиваясь обратно, — я же все понимаю. Но я захватил и кое-что более существенное.

Он достал из сумки газетный сверток, развернул и протянул мне в ладонях показавшийся огромным пистолет. Я все равно в них ничего не понимаю.

— Умеешь пользоваться?

Я покачала головой, не решаясь взять в руки.

— А ты?

— Наверное, конечно. Только раньше не приходилось никогда.

Тоже хорошо. Нет, не такой я представляла себе помощь со стороны мужчины. Он аккуратно завернул и спрятал удивительный механизм.

Но я ведь и заранее знала, и не рассчитывала. Мне просто нужно было, чтобы он всегда присутствовал и всюду меня сопровождал, куда бы я ни направилась. Типа свидетеля. Для меня это было очень важно.

— Извини, что я тебя втянула. Буду чувствовать себя теперь виноватой.

— Почему ты меня, а не я? — очень мило, как всегда, обиделся малыш, что было мне приятно и всегда с ним примиряло. — Это же я сам, мне самому очень нужно.

— Об этом я тоже хотела поговорить.

Он смотрел на меня, изображая собой вопрос, что ему очень шло. Когда говорил, то подавался вперед, а заканчивая фразу, откатывался на горбе. Что делало его совершенно похожим на перекатывающуюся в кресле луковичку. На время расследования мы договорились перейти с ним на "ты".

— Я бы хотела, прежде чем приступить ко всему этому, сперва выяснить, зачем это тебе. Так и мне будет спокойнее. Чтобы не возникало неожиданностей. И лучше друг друга понимать. А потом, если хочешь, я скажу, зачем — мне.

Он молчал. Мне с самого начала казалось, что об этом деле он знает больше моего.

— Может быть, потому, что он немного меня презирал, мне казалось. Тогда найдя его убийц — это же было бы лучшим способом ему отплатить, как ты считаешь? С тех пор я чувствую себя как будто связанным каким-то честным словом.

— А я думала, что тут дело в имени. Когда он погиб, ты должен чувствовать себя очень одиноким.

Он засмеялся.

— Или свободным.

— Нет. То было два Руслана, один большой, другой — маленький. А теперь только ты остался.

— Я его мало знал. Никогда не был особенно близок, относился же скорее плохо, чем хорошо.

Он говорил задумчиво. Он меня не спросил, зачем — мне, а сама я не сказала.

— И не ты один, — заметила сидящая напротив меня немолодая некрасивая маленькая женщина, желтокожая от частой мелочи пигментных пятен и с узкоглазым нерусским лицом. — Я слышала, как о нем отзывались очень зло. Даже сейчас, когда его нет.

— Но он же сам виноват. Он себя вел так.

— А мне он всегда нравился. И стихи его, и проза, когда он стал ее писать. А Вам? В смысле — тебе. Хотя, конечно, меньше.

Говорила задумчиво.

— Мне — нет.

— Понятно. Я согласна, что он сам себе все время вредил, бегал как угорелый, суетился. Потом еще эти рецензии, которые всех настроили.

— Приставал ко всем с предложениями. От него было трудно отделаться. Ловил везде, подстерегал, звонил и уговаривал. Заставлял участвовать в предприятиях, которые никогда не удавались. А в них никто не верил с самого начала.

— Но все равно соглашались.

— Ему было трудно отказать.

— Он был очень красив.

— Нет, конечно. Просто очень настойчив. — Я даже улыбнулся, она меня не слушала. — Он не хотел и не мог научиться понимать людей, разбираться в них, чего они хотят, как надо строить