Чистильшик [Давид Яворский] (fb2) читать постранично, страница - 7

снимаю рюкзак с плеча, расстёгиваю его и ставлю поблизости. Встаю на колени и делаю глубокий вдох.

Быстрым движением, которого поп не ждёт, достаю из рюкзака пистолет и бью им по затылку ксёндзу. И ещё раз, для уверенности.

7

Поп пробуждается минут через десять, привязанный к пухлому креслу и с кляпом во рту. Я сдёрнул с него брюки, так что теперь он сидит голой жопой на обитом мягкой тканью сиденье, с разведёнными ногами, привязанными к ручкам, как к гинекологическому креслу,с придавленным объёмистым животом пенисом. Отвратительно смотрится.

Пастор глядит на меня испуганно.

- Что? - спрашиваю. - Что-то не нравится?

Тот бормочет что-то невразумительное. Кляп действует, как надо.

- Ты жалок, Ахим, - говорю, - Ты будешь гореть в аду, я знаю.

Умолкаю. Взгляд опять натыкается на его обнажённую промежность.

- Ты знаешь, как выглядишь? Гнусно. Так и хочется блевануть. А ты ещё заставляешь этого мальчика…

Слова застревают в горле, и с отвращением сплёвываю их на пол. Воображение подкидывает паскудные изображения.

- Ты такой же, как все. И с удовольствием накажу тебя за это. Ах! Не догадался? Ну, ничего удивительного, чтобы что-то понять, нужно сначала начать думать…

- Да, это я, - бросаю небрежно, услышав, что поп снова забормотал. - Ты прав, я такой же больной, как и ты. Но меня, по крайней мере, Бог вознаградит.

- Я знаю, я говорил с Ним. Наградит за то, что очистил остатки венца Его творения от подонков вроде тебя. Карл по сравнению с тобой так, пустяк. Да, он заслужил смерть, скажет тебе любой, кто имеет хоть чуть-чуть своего разума. Но нас осталось мало, а ты портил всё своим невнятным ядом, льющимся по воскресеньям с амвоном. Как тебе не стыдно…

Или стыдно? Это хорошо. Карлу тоже было стыдно. Он сознался во всём, был очень кроток и просил меня о прощении. Но я не прощаю, я не Бог. Я отправил его к Нему, пусть Он решит, что делать с его внезапным смирением.

Зефек же, вопреки расхожему мнению, тот ещё кусок дерьма. Ну, скажи, разве нет? Столько лет видеть, что происходит в его собственной семье, и никому ни слова? Даже коменданту? Я знаю, что многого не сделал, такая у нас охрана. Но хоть что-то. И всё же он предпочёл молчать. И наносил вред той бедной женщине почти так же, как его брат.

Немного жаль разве что Бенио во всей этой ситуации. Конечно же, он был в каком-то смысле виновен в избиении жены Карла, но, в сущности, невольно. Единственное, в чём он действительно был виновен, так это в тяге к кайфу. Коррумпированная свинья. Может, и мог бы себе жить дальше, не начни чесать он языком, как пару недель назад, во время его дежурства, я взял себе из оружейной пистолет… - я смотрю на столик, куда недавно поп положил свою книгу. Теперь там лежал нож с большим лезвием, ещё один поменьше, скальпель и пистолет, заимствованный из арсенала. Всего с одним патроном, - просто так, если придётся стрелять. Неизвестно, пригодится ли навык. - Он не должен был этого делать.

Но он сделал. Ему стало насрать на все правила, когда увидел «калаш» в моих руках. И доктор с женой. Правда, у меня для них приготовлен лучший сценарий, но трудный. Эти тупые блюстители порядка сорвали мне все планы, закрыв их в камере. Я не смогу там снова появиться с пистолетом или ножом, не после случая с Зефеком. Ладно, справлюсь.

Они получили сегодня такой же пакет, как Бенио. Прямо со склада. Если всё прошло гладко, им выжжет внутренности.

Впрочем, не только им. Яда хватает ещё на четырёх человек, а я решил освободить мир от грехов прелюбодеяния, алчности, зависти и гордыни. Остался только ты…

Внезапно я слышу стук в дверь. Я предусмотрительно закрыл её на ключ, когда оглушил настоятеля, но всё-таки слегка расслабился.

- Святой отец, это я! - я слышу голос маленького мальчика.

Я смотрю с отвращением на попа и подхожу к двери. Приоткрываю не более чем на пять сантиметров.

- Йоргуш… - изображаю мягкий, но серьёзный тон - Йоргуш, ксёндз болен. Не знаю, что с ним, но лучше быстро сбегай к коменданту.

- К коменданту? - удивляется парень. - А не лучше к доктору?

Я смеюсь, взъерошиваю ему волосы.

- Доктор же сидит в тюрьме, забыл? Беги к Норберту!

- А если он… Или ксёндз… умрёт? - спрашивает мальчик, и я не могу оценить, чего в его вопросе я слышу больше: заботы или надежды.

- Не знаю, малой… Лети давай!

Я закрываю дверь и проворачиваю ключ. У меня в запасе несколько минут.

- Вот видишь, - обращаюсь к Ахиму. - Я хотел отрезать тебе твои греховные гениталии и накормить тебя ими, чтобы ты действительно понял, каково умереть от обжорства и порочности, но, наверное, не успею.

Я подхожу к столику, беру маленький скальпель. Священник начинает елозить в кресле и издавать всё громче и громче нечленораздельные восклицания, полные паники.

Меня это не волнует. Тряпкой в левой руке хватаю его жалкое достоинство, правой же делаю аккуратный разрез у основания. Ксёндз плачет, кричит. Конечно, сейчас нас услышат. Ну, ничего. Я кладу скальпель на столик и беру большой нож. Одним